— Тебе нужны были планы? — сразу перешёл к делу звонивший.
— Обсудить это сейчас? — протянул Михаил. Оторвавшись, он спросил у Насти: — Не хочешь заглянуть в отделение?
— И её берёшь? — уточнил Борис на том конце связи. Легко было представить, как он хмурится и устало трёт переносицу. — Ладно. Когда будешь?
— Давайте заглянем.
— Да тут пару минут. Увидимся!
Он положил телефон. Настя уткнулась взглядом в окно, но частично отражалась в нём — растерянное, мрачное выражение безразличия. Её эмоции легко читались, она не пыталась уже их скрывать. Показывать чувства, не показывать путей к ним — странный подход. Делить с кем-то свою боль ей явно тяжелее, чем она может признаться. Но она хотя бы спустилась и даже согласилась проехаться. Нужно довольствоваться уже этим.
Однако Михаил понимал — этого не достаточно. Ни ему, ни ей.
У отделения она немного замялась, но шагнула следом, выдерживая ту же дистанцию. Повеяло старыми временами, когда ей было девять, а ему двадцать четыре. Всколоченная лифа, пугающаяся каждого резкого движения, и замкнутый парень, не умеющий просить о помощи. Девочка ступала на коротком, но не тесном расстоянии, и считала каждое оглядывание, всё не понимая, почему он вообще оглядывался. Им требовалось тогда что-то особенное, что они могли друг другу дать. Есть ли такое сейчас?
На дежурстве был аж сам глава отделения; взъерошенные волосы тёмно-золотистого цвета, глубокие карие глаза, тёмная водолазка с короткими рукавами и высоким воротом, чтобы скрыть косой шрам на ключицах. Ему лет… сколько, кстати? Двадцать пять или двадцать шесть? Где-то в этом районе. И звали его Ливрей, хотя Михаил не копался в причинах выбора столь странного прозвища. Всё-таки он молод и он выходец из поколения, которое когда-то собирал Роан, а там все по кличкам: Каспер, Люси, Сириус…
— Каринов! — весело обратился к ним парень, но его радость тут же увяла, стоило ему заметить выступившую из-за спины дипломата девочку. — О, лифа…
— Настя, — с безупречной улыбкой поправил Михаил, махнув рукой. Пожимать не было ни малейшего желания. — Мы к Круценко, она со мной.
— Он в кабинете. Кгхм, а Вы?..
— Хорошего дня, — оборвал его Каринов, не снимая пальто, но на ходу советуя Насте расстегнуться: он не знает, сколько продлится встреча.
Девочка робела, оно и понятно. За последние недели она явно поняла, каково устойчивое отношение отделения к лифам. Не стоило её больше расстраивать тем, что в основном остальные относились не лучше, но Настя и сама прекрасно это понимала. Во всяком случае, здешние, видевшие руины лаборатории и первых вытащенных детей, пропитались этим чувством неприязни. Никому не нравится смотреть на грязные пятна на белых полотнах. Грехи, которые они сами проморгали, — это их собственные грехи. Напоминания о них людям не нравилось. Напоминание, являющееся к тому же живым и думающим, воспринималось ещё хуже. В NOTE, какой Михаил её знал, места лифам не было. Даже счастливым исключениям вроде Виталия это было ясно.
Кабинет встретил их, заваленный бумагами по самые стены. Полки теснились папками, стопками и записями. Какие-то графики и планы. Стену украшала карта Авельска. Подробная и широкая, ёжившаяся цветными кнопками и нитками, подписями и линиями маркером, с прилепленными вырезками и листочками разных блокнотов — любому со стороны показался бы лишь хаос, однако Борис, карту составлявший, ориентировался свободно.
Он тут и был. Стоял, облокотившись на спинку своего кресла, но не садился — одна из его чудных привычек. Чёрный галстук, белая рубашка, чёрные брюки и ботинки, бледное от недосыпа лицо и чёрные волосы, аккуратный и собранный вид. Михаил проникся атмосферой окружения, перебирая чутьём мгновения; действительно, его «Территория» уже работала. Странность Борис свою использовал по максимуму даже там, где её применение не было необходимо. Впрочем, полезнее способности Каринов ещё не встречал.
Настя прошмыгнула за ним, прикрыв дверь и встав ближе. Михаил коротко улыбнулся ей, ещё оглядывая кабинет. Кроме Бориса тут находилась девушка-сотрудница — каштановые длинные волосы, чёрно-белая форма и наушники на шее — она держала в руках папку с бумагами. Михаил учтиво поздоровался, Борис кивком указал на место напротив за лакированным тёмным столом. Вопреки ожиданиям, он бумагами завален не был: под стеклом лежали несколько графиков, но хаоса не наблюдалось. Девушка, не отрываясь, смотрела на Настю, но та спокойно прошла и села рядом с Михаилом, негромко поздоровавшись с Борисом и самой Белль.
— Ты всё равно передашь Таисии, — вздохнул Круценко, уже и не здороваясь. — Однако это не то, о чём ей стоит знать в подробностях. Мы не знаем, чего ожидать от её Стаи.
— Ты уже признал Стаю самостоятельной группировкой? — с любопытством спросил Каринов. Он прикинул про себя сроки, но особенного не обнаружил. В принципе, они действительно группировка нейтралов. Разные тусовки неприкаянных между собой тоже различаются. Однако если Борис оформит их как отдельную часть подконтрольных, придётся следить за ними особенно. Так-то понятно, всё-таки бывший эксперимент во главе и ещё один в членах, но не очень хотелось устраивать надзор сейчас.
— Я признал, — согласился Борис. — Но в базе данных они не указаны. Только Таисия, но они все с лифами были занесены.
Он не вписал в своды правил Стаю? Это уже что-то любопытное. Присутствие сотрудницы явно мешало Борису откровенничать, а тут ещё притащенная Михаилом девочка, тихо сидевшая рядом и сверлившая Круценко неоновыми глазами…
— Пройдёмся, — сказал Борис. Прямо-таки сказал, не предложил. Ах, где твои манеры, друже? Михаил легко согласился, приняв у него из рук лёгкую тонкую папку — всего несколько листов. Вот за чем они приехали. Настя покорно встала, и Белль отшатнулась в сторону, когда она прошла мимо. Девочка сделала вид, словно не заметила.
— Всё-таки придётся привлечь нейтралов. Смотрю, ты подготовился.
— Сложно подготовиться к хаосу.
— Но сейчас мы хотя бы представляем, с чем имеем дело.
— Естественно. Ничто не стоит на месте.
С его лица взгляд Бориса перекинулся дальше, и Михаил тоже оглянулся через плечо. В общем зале часто бывали сотрудники, вот и сейчас компания молодых людей шушукалась в углу за дальним рядом мест. Какие-то парни и девушка с наушниками; они постоянно оглядывались на одинокий силуэт ближе к центру помещения. Там сидела Настя, терпеливо ждала Михаила — девочка наблюдала за ним или опускала глаза на экран телефона. Хотя внешне это не проявлялось, чуткий Михаил напряжение в воздухе ощущал: тугое, гудящее, как натянутая упругая струна. Готовая свернуться в спираль, ударив змеиным хвостом. Настя знала, что на неё открыто глазели, но не подавала виду.
— Отношение к лифам, мне думается, тоже несколько изменилось, — вздохнул Михаил. — Во взглядах, в которых тогда были ужас и презрение, сейчас любопытство и пренебрежение. Как к непонятным уродливым созданиям. Интересно, но жутко. Они боятся лиф, но почему-то не боятся себя.
— Ты никогда не отличался безучастностью, — сухо усмехнулся Борис. — Справедливость, да?
— Я не строю из себя героя.
— Не строишь, но таким запоминаешься. — Борис оглядывал помещение с таким видом, словно это были его владения, его чертоги. Впрочем, разве это не являлось правдой? Он в любом месте становился лидером, хозяином территории. Он был отличным руководителем, жёстким и властным, но его стремление к власти не крылось в алчном желании повелевать. Наоборот, сам по себе он не любил ощущение покорности от остальных. Однако он всегда становился центром, а руководство — его предназначение, и он этим пользовался. Подчинять Борису было легко. Странно при этом, что на Михаила его подавляющий характер не распространялся. Должно быть, так и проявлялась его дружба.
— Я всегда кажусь лучше, чем есть, — со вздохом заметил Каринов. — Послушать здешние слухи, так они колеблются между позициями «светлый, как рыцарь из сказки» и «совсем ненормальный приручатель лиф». Что из этого ближе к правде?