И в то же время почему-то стало спокойно. Не потому что Роан бессмертен, Каспер может оставить в сохранности одну из версий, а Йорек просто пройдёт оружие насквозь. Потому что они сильные, эти трое, а кроме них есть ещё другие странные, которые поддержат и не дадут друг другу так запросто сложить головы на поле боя. Они не позволят своим умирать. Они справятся.
В этот раз они справятся лучше.
— Поправляйся, — пожелала Люси брату, вставая: в дверях палаты уже маячил силуэт доктора, отвечавшего за обход пациентов.
Роан, поднимаясь, поцеловал Каспера в макушку. Тот, улыбаясь, помахал им ладонью, уже готовясь получать «втык» за то, что отказался от слежки приборов. Вообще-то так нельзя поступать, но больным, лечившимся у Кевинского, почему-то всё с рук сходило. Почему же, хе-хе. Люси и Роан вышли из палаты.
«…они справятся».
Она будет в это верить.
*
— 20 ноября 2017
Оля с сосредоточенностью на лице рассматривала распечатки.
— Я могу это устроить, — наконец, сказала она. В голосе — лишь лёгкое недовольство. Оторвала взгляд от бумаг и подняла на Михаила; уголки глаз красные, слишком много читала в последнее время. Зрачки уставшие и мрачные. Видеть её такой было непривычно. — Но вы ведь отдаёте себе отчёт в том, насколько это опасно?
«Вы» — это NOTE. Михаил оставался сотрудником организации, даже если Оля звала его «братом» и относилась, как к члену семьи. Работа есть работа, ничего не поделаешь; их стороны были разными, одна крайняя и одна промежуточная. Во всяком случае, повезло, что на сторону Лектория Оля с её немалыми способностями не вставала. Дело даже не в потенциале странности, а в ней самой — в том, как она держалась, как говорила и как думала. К ней стоило прислушиваться, и даже буйные нейтралы подчинялись, если она правильно подавала свою просьбу. Опасный враг. Замечательный союзник.
— Привлекать их всегда рискованно, — заметил Михаил. — Но необходимо. Организация вряд ли даст нам много сил, а компанией в какие-то два десятка странных, и то не все боевые, соваться в целую лабораторию с обученным штатом… сама понимаешь.
— Это крик о помощи?
— Это просьба. Нейтралы ведь тоже ненавидят подобные опыты.
— Да, ненавидят. — Оля снова взглянула на распечатки. Подробные схемы. План. Её всё ещё тревожили условия. — Но смотри. Они неуправляемы.
— А что с твоим авторитетом?
— Мой авторитет, Миш, — она покачала головой, — это то, с чем я могу обращаться, но не то, с чем я могу требовать. Я помогала им, контролируя уровень проявления их странностей, если те выходили из-под контроля, и они помогают мне, когда я прошу. Для них закон взаимопомощи обязателен. Но вести их в бой? Нет. Нейтралы — это дьявольская орава, у которой нет вожака. Это хаос. Я не сдержу их и даже не направлю.
В комнате было светло. Вовсю работало отопление, так что ноябрьские ветры не заставляли ёжиться обитателей; Оля, в прошлом году провожавшая осень с лёгкостью и весельем, в этом отчего-то угасала. Она со вздохом убрала с колен ноутбук, водрузив его на рабочий стол, и распечатки положила поверх.
— Если допустить нейтралов до лаборатории, они будут убивать всех, — продолжила она. — Всех, понимаешь? Для них не будет вопросом, откуда ты, из NOTE, из Лектория или из лиф. Да даже если столкнутся враждующие группировки. Это просто мясорубка! Они будут резать и сражаться, а в итоге жертв будет больше, чем планировалось. Орава голодных, алчных ртов.
— Звучит так, как будто ты их ненавидишь.
— Я не ненавижу их. Мне их жаль. — Оля вздохнула. — Я не была на улицах, но общаюсь со многими их обитателями. Улицы — это страшно, Миш. Они отбирают у людей души. Они всё высасывают, всё, кроме жестокости. Поэтому, да, я не ненавижу их, я жалею, но моя жалость не изменит положения. Чем могу, я им помогаю. Я делю с ними боль и выручаю, если её становится слишком много. Но я не их лидер и не спаситель. Нейтралы мне неподвластны. Если ваш Борис уверен, что сможет сдержать их неизмеримую алчность, пусть пробует, но я заранее предупреждаю: это будет тяжело. Очень.
Как бы ни хотелось верить в то, что Борис может всё, Михаил не был глуп и отлично понимал: даже у этого человека есть предел. Свору диких бойцов с закалкой ненависти он сдержит, но цена будет огромна. Борису всего тридцать три, сил много, и всё равно — нет, понятно же, Каринов не даст ему так рисковать. Хм. Нужно искать альтернативный вариант. Что-то, что не даст нейтралам сорваться и хлынуть волной. Может, по очереди договоры заключать? В чём они больше всего нуждаются? В крове? В деньгах?
Оля наблюдала за ним, подперев ладонью голову. Руки у неё были тонкими и обманчиво хрупкими, но сильными. Михаил сам позаботился, чтобы коляска у неё была электрической, но Оля, привыкшая всё делать руками, сноровки не теряла. Он никогда не спрашивал, тяжело ли ей живётся, потому что знал, что ей будет неприятно — и всё же сейчас фоном мелькнула мысль: «Нейтралы слушают девочку-инвалида, которая даже отпор дать не сможет, а почему? Потому что даже без возможности ходить она сильнее их всех?». Ему хотелось в это верить.
— Лифы для них, — проговорила Оля, — это ошибка. Неудача и зло, которое следует искоренить. Это как… не знаю, с чем сравнить. То, что не должно существовать. Поэтому они не будут церемониться. Если Борис хочет запустить их в лабораторию, пусть готовится бросить все силы Атриума на спасение детей. Вам придётся вытаскивать их своими силами и успевать защищаться от Лектория и тех же нейтралов. Непосильно.
— Мрачные перспективы.
— Передашь всё, что я сказала, да? Это важно. — Оля откинулась на спинку коляски, внимательно глядя на брата. — Возможно, их и могло бы сплотить нечто выдающееся, однако создать такое невозможно, огромна вероятность оплошать. Так что лучше не пытаться, иначе всё ухудшится. Я могу связаться с парой адекватных группировок, но большего не обещаю.
— Спасибо. Это уже много.
— Да. Их отношение к лифам, должно быть, мягче… надеюсь на то. Если нет, не объявляйте, что Антон и Настя тоже сражаются. Пусть сохранится в тайне пока что.
Михаил кивнул. Сейчас он мог только слушать и спрашивать, а от мнения его ничего не зависело. Можно было считать себя бесполезным, но он так не думал: это и было его работой, тем, что он выбрал в качестве своего призвания. Михаил умел расставлять приоритеты. Он давно знал, что его дело — не самое сложное, однако влиятельное и важное. Всё зависело от того, насколько точно он передавал информацию, как говорил и насколько вдумчиво слушал. Дипломатия в условиях мира странных — это весело, на самом-то деле.
Оля казалась уставшей. Она редко болела, но и теперь её здоровье отражало скорее состояние души. Держалась девочка молодцом, но чуткий Каринов, проводивший с ней много времени, ощущал её тоску. Аккуратно пробуя под ногами почву, он мягко спросил:
— К тебе приходил Йорек?
— Йорек? — Оля вздрогнула. О, попал. Радости не было, но что-то прояснилось. Вот он где, корень всех проблем. — Нет, а что?
— А вообще?
— Мы виделись пару раз. Летом, когда Настя пропала. Вот и всё. Чего тут особенного?
«Эх, малышка, это тебя нужно спрашивать».
— Почему ты просто не поговоришь с ним? — поинтересовался он. Кроме них в комнате никого не было, а стены ограничивали звук; Оля же всё равно оглянулась. Она казалась смущённой.
— О чём? — суховато отозвалась она. — Говорю же, всего пару раз встречались. Мы и не знакомы толком.
— Поэтому ты уже полгода тоскуешь.
— Это глупости, Миш. Это ничего не значит.
Ощутив нараставшую в ней злость, Михаил протянул руку и погладил её по волосам. Оля взглянула на него с горечью, губы её болезненно дрогнули.
— Посмотри на меня, — она усмехнулась. — Чудесно, правда? Посмотри и вспомни об остальных. Это никогда не волновало меня. Раньше не волновало. Но я не такая, как они. Как все они. Странность — всё, что есть во мне значимого. Если её убрать, кем я буду, хах? Ты умный, Миш, сам пойми. Мне трудно это говорить.