В коридоре они быстро разделись. Люси стряхнула с макушки Каспера снег, в своей собственной шевелюре запуталась и махнула рукой, только больше путая нефритовые пряди, и так не лежавшие спокойно. Поймав улыбку Роана, Каспер улыбнулся в ответ. Сестра подняла девочку на руки, и та с искорками любопытства в глазах ухватилась за привлекательно-яркие локоны.
В гостиной дома было свежо: недавно проветривали, видимо. На расставленных кроватях — заправленных — там и тут кто-то устроился; лифы держались преимущественно кучкой, сверкая взглядами неумелыми и немного неловкими: они понимали, что чего-то им недостаёт, но чего — не успели ещё понять. Прислонившись к стене, кутаясь в белый плед в светло-серую полоску, на койке сидела их старшая сестра, девочка с уже отраставшими тёмно-русыми волосами и спрятанными под тканью бинтами; Настя взглядом приветствовала гостей, не вставая — её и так чуть ли не силой из больницы вырвали. Антон тут же устроился рядом, в её ногах, на других лиф он смотрел расслабленно.
— «Ах, я так счастлив!» — сказал он русалочке. — То, о чем я не смел и мечтать, сбылось! Ты порадуешься моему счастью, ты ведь так любишь меня», — читала Настя вслух. Раскрытая книга лежала у неё на коленях, голос звучал бархатисто, глубокими интонациями меняясь, слоги чётко, но не резко. Так, как она могла бы говорить, если бы не замыкалась в себе; так, как её не могли не слушать: этот голос пленял. Вот он, подарочный эффект способности.
— Я не понимаю, — подала голос «Тииро», щуря тёмные глаза.
— Я тоже, — согласился «Аой». — Почему она должна радоваться? Разве радость — это не когда что-то приносит удовольствие?
— Да, когда что-то хорошее у тебя или у твоих дорогих, — отозвалась Настя, чуть улыбнувшись. — Русалочка любит принца и хочет, чтобы у него всё было хорошо. Если он будет счастлив, она будет счастлива тоже.
— Разве это логично?
— Наверно, нет, но ведь чувства — не всегда что-то объяснимое.
Лифы зашептались, шелестя голосками. Настя терпеливо ждала, пока они обговорят, и продолжила, когда внимание вновь обратилось на неё. Оля в коляске сидела ближе к окну, за которым обильно валил снег; Люси отошла к ней и устроилась на подоконнике, а Роан присел около кровати Насти и похлопал по месту рядом с собой. Каспер опустился туда, задевая бессмертного плечом. Голос лифы первого поколения перекатывался по комнате мягкой песней, что так долго томилась взаперти. Антон слушал её с сиянием в глазах; лифы слушали её с восторгом, понемногу изучая тот мир, что никогда не чувствовали.
Эта атмосфера согревала. Каспер не задумывался уже о мелочах; он положил голову на плечо Роана, закрывая глаза, погружаясь в то же ощущение тепла и трепетной нежности, что бессмертный всегда дарил — только ему, потому что это чувство отличалось от чувств к остальным. Каспер почти слышал его улыбку в выдохе.
— Есть вещи, за которые стоит сражаться, — совсем тихо проговорил Роан.
Каспер взглянул на лиф, на их кукольные лица, постепенно обретавшие эмоции.
Им будет спокойнее теперь. Им — это детям. Взрослым же придётся бороться дальше, и каждая новая битва будет жесточе предыдущей. Но так ли это страшно? Ведь Роан прав, есть вещи, которые стоят того.
— Да. Поэтому я сражаюсь за тебя.
*
Михаил показался у дверей уже без верхней одежды, на ходу стягивая шарф. Выражение лица его можно было описать как одухотворённое, почти как с переизбытком вдохновения: так и сиял, так и сиял, но немного иначе, нежели постоянно. Лучезарный облик его как дипломата всегда был привычкой и устоявшейся игрой, однако теперь он лучился наконец-то искренностью. Он устал, он заслужил передышку, но при этом даже с утомлением и общей сложностью того, чем сейчас занимался, он казался счастливее обычного. Каринов любил получать смысл и отдачу. Он любил делать что-то по-настоящему важное. Борис мог обеспечить ему подобные перспективы, так что Михаил к нему как к руководителю всегда тянулся.
— С каких пор ты назначаешь бар? — весело усмехнулся друг, присаживаясь в кресло напротив. Подбежавший тут же официант поставил наполненный бокал и скрылся. — Ого, и моё любимое заранее. Мы что-то празднуем?
— Можно и так сказать. — Борис выключил планшет и убрал в сумку. Цепко взглянул на Михаила: тот уже успел расслабиться, откинуться на спинку и даже взяться за вино. Как обычно, причёсанный и собранный, раз только с работы. — Скажу сразу, удивлён.
— Видел уже документы? — а вот как раз в тоне Михаила удивления не было. — Мы решили это вместе. Я на самом деле не ожидал, что Катя сама предложит… чудная девушка, никак не могу до конца её понять. И всё же она предложила, и мне не пришлось предлагать самому.
— А ты бы попробовал.
— Да. Не знаю, как описать… это не из-за того, что мне когда-то не дали Настю. — Каринов поморщился: формулировка ему не нравилась. — Это что-то другое. Может, это я такой сентиментальный, но так получилось. Что думаешь?
— Хм. Много трудностей.
— Трудности мне по плечу.
— Не сомневаюсь.
— Хах. Я могу дать ему то, в чём он нуждается. Мы с Катей — то, в чём он нуждается, если быть точнее. Как и в обратном направлении. Сложно передать, когда такое сваливается на тебя; у меня сердце не на месте, но как посмотрю на него — становится всё равно. Может, и трудно, он всё-таки лифа. Но, знаешь, он кое-что рассказал мне в лагере… кое-что важное. Это на многое открыло глаза. Не думаю, что недостаточный аргумент; мы с ним отлично поняли друг друга и будем учиться понимать дальше.
— Потрясающий энтузиазм.
— Павел. Мы решили, что такое имя подойдёт.
— Павел?
— Пашка. — Михаил уже не сдерживал улыбку. Улыбка кралась по его губам, искрилась в глазах, лучистых и радостных, играла в каждой черте лица. Борис ощутил прилив гордости за него, за то, каким Михаил стал после всего, что пришлось пройти. Он не сломался — и не сломается. А Каринов добавил: — Нравится?
— Хорошее, — он не стал сюсюкаться. Михаила ответ устроил. Борис с нарочитым вздохом добавил: — Однако неожиданно, что твоя семья столь быстро расширяется. Теперь ещё и «Сиан»…
— «Ещё и»? — Как и ожидалось, Каринов уловил нужный намёк. Нахмурил светлые брови, прищурил светлые глаза. — О чём ты?
Борис хмыкнул и потянулся обратно к сумке. Пока друг смаковал вино, он выискивал нужный файл, достал, развернул, положил перед Михаилом. Света лампы, зажжённой над ними, было достаточно, чтобы чётко видеть каждую строчку. Михаил пробежался глазами по первой и со стуком машинально поставил бокал на стол. Не прикоснувшись к бумаге, прочитал заголовок ещё раз. Спустился ниже. Борис наблюдал за ним, затем заметил:
— Поторопись с реакцией, мне через пятнадцать минут нужно вернуться в отделение.
— Что это?.. — побледневшими губами спросил Каринов, не отрываясь от чтения, как будто не мог поверить.
— Сам видишь. Как ты и просил, переоформил документы.
— Я не о том просил, — едва выговорил Михаил, вскидывая на друга круглые глаза с расширившимися зрачками. — Я же в случае своей смерти… Ты что, был у Светы?
— Это была короткая встреча. Её наследство будет за каким-то племянником мужа, они так или иначе бы не позволили Анастасии считаться преемницей. Уговорить было не трудно. Кроме того, жить ей всё равно с Роаном как с наставником, хоть и перспективы расширяются. — Борис поднялся, отодвинув стул, и поднял сумку. Михаил всё так же неверяще взирал на него, и лидер местного отделения кратко и тепло усмехнулся: — Поздравляю. Теперь у тебя двое детей. Начинай играть роль примерного семьянина.
Он уже собрался, когда Михаил поднялся на ноги.
— Спасибо! — он почти воскликнул, не сдержав в этот раз интонацию. Теперь его сияние и солнце могло затмить.
— Не за что, — фыркнул Борис, отворачиваясь и шагая прочь.