Он смотрел на вход и даже бровью не повёл, когда заявился гость, со всей дури шибанув несчастную дверь о косяк. Его вообще невозможно было чем-либо вывести из равновесия, хотя Файр постоянно пытался. Так уж получилось, что им пришлось работать под началом одного человека, и это обязывало постоянно пересекаться, даже взаимодействовать напрямую. Этим летом Файр крупно облажался перед руководством, так что теперь был приставлен к шаману как своего рода охранник и убивал по его личным приказаниям. Впрочем, шаман ничего не указывал, но и не выдвигал требований. Когда Файру становилось скучно, он сваливал, мотался по городу и брался за драки с нейтралами. Всё равно, что там творит чёртова верхушка. У него свои хобби.
— Миднайт, какого?.. — начал было он, но осёкся, поймав взгляд шамана. Обычно полуприкрытые раскосые глаза с узкими тёмно-фиолетовыми зрачками впервые на памяти Файра блестели эмоцией — и ей было предостережение. Шокированный тем, что этот полулунный придурок умеет выражать что-то помимо сонливости и загадочности, Файр даже дверку за собой прикрыл, тут же задохнувшись пылью в комнате. Прошёл к окну и, бесцеремонно ткнув локтём Миднайта, распахнул раму. Она отозвалась с деревянным всхлипом. Всё здесь держалось на соплях. Файр развернулся к шаману и, скрестив руки на груди, мрачно воззрился на него: — Так чо тебе?
К начальству обращаются уважительно, к тем, кто на пять лет старше — хоть с долей почтения, но для Файра хамство было естественно, как дыхание, а Миднайт не жаловался. Его отношение к защитнику можно было описать довольно запутанно: «дитя небес с тяжёлой судьбой, коему уготовано сопровождать несущего весть кармы просвятителя» и что-то в этом роде. Миднайт ни к кому не обращался, как к человеку, явно делая это своей любимой фишкой. Файра это бесило. Он даже морду как-то раз попытался шаману набить, но тот принял удар с безразличной задумчивостью, заметив, что боль телесная — испытание Неба, чью волю он должен нести. Файр плюнул и забил. Понятно, что с этим сбрендившим амулетчиком ничего не поделаешь.
— Судьба просит меня передавать тревожные знаки, — промурлыкал Миднайт. Его голос всегда звучал убаюкивающее, как чудодейственная колыбельная, больше склонная к гипнозу, чем к ласковой песне. От него пахло ароматным дымом и металлическими побрякушками. Из-за сочетания синего и красного в одежде он двоился в глазах, превращаясь в два недозеркальных отражения единого сумасшедшего придурка. Файр поморщился, стряхивая наваждение. Рядом с Миднайтом никогда не получалось держать ухо востро.
— Ты всегда плохое предсказываешь, — с громким раздражением во вздохе закатил глаза Файр. Нервы подёргивались цепными реакциями колокольчиков. Чуйка подсказывала, что в этот раз к бреду сивого стоит прислушаться.
— Судьба мира мало счастья хранит, — протянул Миднайт, чуть покачиваясь. Он был старше и, возможно, в чём-то опытнее, но с подчинённым они выглядели ровесниками. Худые колени, нога на ноге, какие-то бубенцы на обуви; в пальцах всё тот же амулет. — Наклонись, сын пламени.
— Я Файр.
И кланяться он не собирался, однако рефлекс сработал сразу: привык подчиняться, если того требовали. Согнулся в поясе перед Миднайтом, а тот накинул ему на шею тонкую блестящую цепочку. Талисман на ней был в виде… огня? Вроде языков пламени, рыжими нитями рассекавшими ореол солнца из лёгкой кости. Какие-то мелкие символы, вязь. Искрящие слегка мельчайшие камушки, словно алмазная пыль.
— Нафига? — хмуро поинтересовался Файр, выпрямляясь и разглядывая амулет. Побрякушки у него никогда не вызывали особого интереса. Он и одевался-то обычно.
— Это дар, — промурлыкал Миднайт. Его глаза всё-таки косили, и взгляд оттого казался чарующим. — Сокровище, что позволит из толпы выделить тебя…
— Я и так выделяюсь. Забери свою дешёвку.
Качнув грязными стёклами, исцарапанными ветками в бури и мелкой пыльцой окружающего ландшафта, ворвался в комнату ветер. Пробрал до костей Файра, проникнув под рубашку и футболку, только амулета не задев, не охладив кость. Взъерошил и без того не самые порядочные волосы Миднайта, потерялся в его зрачках и отрикошетил на многочисленных звеняшках его украшений.
— То есть ты заставил меня припереться сюда, чтобы всучить какую-то дрянь — и всё?! — ощерился Файр. Он тут зря время теряет?! Однако Миднайт покачал головой, и из дымки его сонного голоса промелькнул металлический стержень: то, что появлялось вообще в исключительных случаях, а память Файра насчитывала таких лишь несколько.
— Внемли, о вспыльчивая натура, — проговорил шаман негромко; его слова разносились ветром и стыли холодными паутинными нитями по углам. — Как начнётся натиск на обитель обескрыленных, будь при мне. Будет бойня страшная, много крови прольётся. Я предупредить желаю, чтобы отряд, с которым ты пойдёшь, не включал в себя девицу по имени Кали или юношу по имени Гамлет. Несладко будет в бою.
— Ты б ещё выражался сложнее, — выругался Файр, но нет-нет да и постарался смысл уловить. — Это что, типа угроза?
— Осторожность, — отозвался Миднайт, вновь погружаясь в пелену своих мечтаний. — Осторожно облака ниже солнца смыкаются, всё стараются друг с другом слиться безбоязненно…
Тьфу. Бесполезный моток шерсти.
Всё это на самом деле бессмысленно. Файру апельсиново, скольких он ещё положит, он просто будет драться, потому что это единственное, на что он способен.
Ветер скрипел окном и доламывал подоконник, с которого шаман уже спустился. Миднайт казался слишком сюрреалистичным на фоне этого обыкновенного помещения, и Файр ощутил новый прилив раздражения: действительно, Лекторий вообще никуда не вписывается. Сборище фриков, уродов и преступников. Обиженные на общество сволочи. И он — один из таких.
*
— 21 ноября 2017
— С ним вы теперь будете работать.
— Чё-ё-ё?! С этим?!
Звонкое восклицание прорезало воздух. Девушка — невысокая, с голосом хрипловатым, как будто прокуренным, хотя от сигареты Веррана она морщила нос. Всколоченные волосы с криво заколотой чёлкой кое-как перевязаны у концов. Глаза ярко-голубые, тонкие брови чуть наклонены — видимо, хмурится много. Ресницы подкрашены. Несмотря на осень и холода, на ней были короткие джинсовые шорты, маечка, не скрывавшая пышность груди, и высокие сапоги. Кое-как на белую кожу плеч была наброшена куртка, но девушка тут же стряхнула её, как оказалась в тёплом помещении, и оставила валяться. К ремню шорт у неё крепился целый арсенал метательных ножей.
— Удивлён, — совершенно не удивлённо проронил её спутник. Этому можно было дать больше, лет этак за двадцать пять. Красивые, вытянутые и утончённые черты лица, тонкий узкий нос, густые волнистые чёрные волосы, перевязанные в низкий хвост, и глубокие синие глаза. Он был в синем жакете поверх белоснежной рубашки, строгих чёрных брюках и лакированных полуботинках. По сравнению со встопорщенной и вызывающей девчонкой — совсем другой.
— Пф, — только и сообщил своё мнение третий. Бледный, коренастый парень с пепельно-сиреневыми волосами, через левый глаз проходил тонкий красноватый шрам. В проколотом правом ухе поблёскивали две серёжки. Лицо было треугольным, острым, как у лисички, а наигранно мрачные глаза отдавали льдистой синевой. Он был в кожаной куртке, джинсах и сапогах, и с ним Файр уже пересекался — этим июлем, на Охоте.
— Это Кали, Гамлет и Виас, — представил их Верран. — А это Файр. В вашем отряде. Нет, Кали, я его не переведу, и нет, Гамлет, ещё выходной ты пока не заслужил. Свободны. Обустраивайся.