Стоило ли говорить, что теперь, когда усиленно хранимая тайна была вытащена на свет, известная как минимум двум людям, Настю чёрным океаном наполнил ужас? Она так и не знала, что она такое и на что способна. Она не знала, как поступать и чего опасаться. Она лишь знала, что её голос несёт беду.
И этих людей он проломит так же легко, как те стёкла, потому что люди хрупче любых предметов — хоть и одновременно с этим стократ крепче.
Если она останется с ними, они пострадают.
Поймав эту мысль, Настя затормозила — и самое время, потому что буквально чуть не впечаталась в грудь какого-то человека, шагнувшего из-за угла так внезапно, что при прежней скорости бега Настя бы точно его с ног свалила. Свалила бы, при этом, легко: телосложение человека отличалось исключительной худощавостью, даже болезненностью. Вскинув взгляд, Настя охватила вытянутое лицо с желтовато-белой кожей, запавшие тёмные глаза и чёрные волосы, длинные, до самой талии, прямые и с прямым пробором без чёлки. Этот человек выглядел лет на двадцать — двадцать два, был одет в чёрную футболку, чёрные брюки, чёрные сапоги и даже на удивление искусно подвёл глаза чёрным.
Не то чтобы Настя раньше готов не видела, но от неожиданности выпала в осадок и даже извинение проглотила. Отступила. Парень смотрел на неё с выражением «как-же-всё-меня-достало» и выглядел подавленным. Не угнетённый чем-то, а именно подавленный. Гот в нём заметно сочетался с эмо, потому что состояние его явно было постоянным и неизменным. А ещё Настя инстинктивно поняла, что она для него — не просто случайная встречная.
— Дмитрий, — сухо представился парень, протягивая ей руку.
Прохладная ладонь с длинными узловатыми пальцами и чёрными ногтями. Настя пожала её, глядя на гота настороженно, как дикий зверёк, и тот покачал головой, ответив словно самому себе:
— Ну конечно, ещё слишком рано. Но я хотя бы увидел… Интересный элемент гардероба, — добавил он, кивком указывая на её перчатки.
Сердце даже не дрогнуло. Настя вырвала руку.
— Вы тоже в курсе, — мрачно произнесла она, не сомневаясь в своей догадке.
— К своему прискорбию, — не стал отрицать Дмитрий. Он грустно посмотрел на свою ладонь и убрал в карман брюк. — Но я хотя бы должен спросить, как ты желаешь использовать свою странность.
— Странность?
— То, что у тебя в крови, — терпеливо пояснил гот. — Сила. Дар. Называй, как хочешь, но большинство зовут это «странностями».
— Большинство? Это кто же?
Дмитрий поднял голову к серовато-белому небу, отбрасывая с лица длинные пряди — так, как будто мог прочитать по невидимым звёздам время. Затем со вздохом заметил:
— Как и знал, сейчас это бесполезно. Дальнейший разговор не принесёт пользы. Удачи, девочка-соловей.
Соловей? Дмитрий равнодушно отвернулся и скрылся в тенях двора, словно слившись своей чернотой с чернотой послеливневой улочки. Настя обхватила себя руками. Холод больше не трогал её ватным страхом. На место испуга пришло звенящее ощущение: место, в котором она оказалась, знало о ней больше, чем знала о себе она сама.
Её не просто так забрали в Авельск?..
Девушка так и подскочила на месте, услышав шаги, волчком развернулась. Антон стоял на расстоянии метра и уже не выглядел таким отстранённым. Наоборот, он словно был смущён, и эта эмоция остудила проснувшуюся было злость Насти. Парень с мукой произнёс:
— Это сложно. Но всё в порядке. Мы не желаем тебе зла.
— Вы меня даже не знаете, — медленно проговорила Настя.
— Я знаю. — Винного оттенка глаза смотрели почти с мольбой. Что он имел ввиду? Девушка нахмурилась, но всё в ней словно просило ему поверить. Хотя бы теперь. Поставить на кон всё, что у неё было. Да и было ли у неё, чем она жалела бы жертвовать? Всё равно она давно избавилась даже от желания плакать. Антон сказал: — Поверь нам. Это не будет стоить тебе ничего.
Это будет стоить всего.
Но, с другой стороны, это «всё» Настя разбила ещё в тот концерт.
Девушка кивнула и протянула ему руку — первая. Антон бережно принял её ладонь, и его пальцы были тёплыми. Их тепло ощущалось даже через ткань перчаток и словно жгло. Мольба в тёмном взоре погасла, сменившись глухой пустотой. И Настя покорно направилась за ним обратно во дворы, в этот раз уже пытаясь запомнить дорогу и повторяя про себя всё, что успела за сегодня услышать.
Роан сидел на корточках рядом с каким-то ребёнком в ярком дождевичке, выбежавшим, видимо, играть во двор. И юноша, и малой что-то сосредоточенно рисовали цветными мелками на почерневшем от воды асфальте, переговариваясь. Заметив подошедших, Роан повернулся к ним, и его улыбка вновь обдала неожиданным теплом. Светлое выражение его лица казалось искренним, и Настя внезапно поняла, что именно этот свет притягивал к нему окружающих. Яркий, чистый и добрый свет.
Роан встал на ноги, и в этот раз она не стала убегать.
— Пойдём, — весело сказал он, и взгляд его лучился. — А то магазин вообще закроется.
========== 1 / 2. Глоток заката ==========
— 30 июня 2017
Следующие шесть дней прошли так, как Настя не привыкла сутки проводить. Просыпалась она без будильника, но всё равно рано — по привычке. Обычно за этим следовали утренние занятия, но теперь никто не стоял над душой, и она была предоставлена самой себе. Выходя в гостиную, Настя иногда встречалась с Роаном: тот сидел на диване, что-то листая или держа на коленях планшет с широким экраном. Однажды она застала его за преспокойным шитьём: юноша, скрестив ноги, сосредоточенно орудовал иглой, точно порхавшей в его руках. Вид молодого человека, столь умело управлявшегося со стереотипно женской задачей, вызвал удивление, но Роан поздоровался весело и сообщил, что помогает другу. Что он шил, Настя так и не поняла. Напоминало то ли мантию, то ли плащ, то ли что-то японское.
Иногда Роан отсутствовал. Но Антон был почти всегда. Он вставал раньше всех в квартире, уходил на пробежку, возвращался. За завтрак отвечал то он, то Роан, то Настя, если Антон ещё не пришёл с улицы, а Роан отсутствовал. Насте удавалось готовить раньше лишь на уроках технологии: мать всё равно нанимала личного повара; тем не менее, самой пробовать было приятно. Иногда Роан приходил к завтраку, иногда возвращался позже, но неизменно — с улыбкой и приподнятым настроением. Он словно всегда радовался, так и излучая солнечную ауру и наполняя атмосферу нераздражающим лёгким теплом. Насте потребовалось время, чтобы к этому привыкнуть. Но времени всяко теперь было больше.
По игре на фортепиано она не скучала, хотя Роан предложил купить инструмент. Долгое время музыка была единственным способом самовыражения, но сейчас Насте было всё равно. Молчать она привыкла, перчатки не снимала. Только по ночам, перед сном, часто вертела в голове фразу, произнесённую Дмитрием в тот день: «То, что у тебя в крови. Сила. Дар».
Он назвал это «странность».
О встрече с готом Настя не стала рассказывать, а никто больше не заводил разговор о том, что они знали. «Такие же, как ты» — но что это значило? Голос Роана разливался звонко и свободно, Антон же был сам по себе молчалив, но не подавлял выражения, когда говорил. Вот только к Насте постоянно присматривался, и девушка этого дичилась. Непривычно было знать, что живёшь одна с двумя едва знакомыми парнями, а ещё эти парни явно знают что-то, что она пыталась постичь семь долгих лет.
— Всё, чего я прошу — это терпение, — покачал головой Роан, когда она напрямик спросила. Он не разозлился и не прищурился, и говорил так, как будто ничего особенного его слова не значили: — Когда настаёт момент, всё открывается. Мне не хотелось бы, чтобы условия были таковы, но иначе принятие будет растянутое и тяжёлое.
Настя отступила, всё же огорчённая. Понятно, конечно, что нужно смириться, но девушка, потрёпанная тревогой и знанием, что она всё-таки не одна такая, едва могла ждать. Но часы сменяли часы, и она приучала себя к мысли, что получит правду в срок. Только зачем эта пауза? Настя прикладывала ладони к горлу — так, как однажды не смогла всё закончить — и слушала собственное дыхание. Всё ещё слишком громкое. Когда она попыталась повысить голос, взятый с полки стеклянный стакан едва заметно дрогнул, и Настя от греха подальше его убрала. Она всё ещё не была свободна.