— Ты хотела сбежать, что ли? — в лоб произвела атаку Люси. Она не укоряла и не пыталась сделать вид, что зла, нотаций также не последовало, и Настя решила, что лучшая политика в её случае — искренность.
— Не сбежать. Даже если бы хотела, мне некуда идти.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — вздохнул Каспер, подпирая подбородок. От его взгляда стало немного неуютно, хотя он не выказывал недовольства или обиды. — Надеюсь, ты ещё и понимаешь, что тебя никто не держит насильно.
— Понимаю.
Люси смотрела на неё с сочувствием. Это тоже было неприятно видеть, и Настя решила, что стол куда интереснее лиц странных.
— Его нет уже неделю, — ломко произнесла Настя, непроизвольно напрягаясь. Коротко подстриженные ногти стол скоблили, но она вовремя опомнилась и убрала руки.
— Ты вполне можешь идти его искать, — сказал Каспер спокойно, — но должна осознавать всё до конца. Можешь ли ты ему помочь? Знаешь ли, что он ищет? Понимаешь ли, почему он отказался взять тебя с собой?
Каспер был прав, конечно, но тревоги от осознания этого факта не желали упрямо замолкать. Настя представляла: сейчас она, наверно, смотрится надувшимся ребёнком, но никак не могла успокоиться. И так дни считала, а по прошествии недели стало невыносимо. Это её беспокоило. Это её мучило. Если б она хотя бы знала, что да как — но нет, её оставили без знания, и это только распаляло ужасы представления. Фантазия — вещь жестокая. Не жесточе реальности, правда.
— Ах, но речь о другом вести собирались, — спохватилась Люси, перескакивая с болезненной темы. — Твои родители!
Настя пожала плечами, предлагая продолжить. По сравнению со всеми неприятностями ничто, касавшееся родителей, не задевало её. Да, говорить о них не хотелось, но это по крайней мере можно было выслушать. Что-то значимое. Или с намёками на значимость.
И ей, наверно, хотелось домой — или хотя бы этот дом обрести.
— Помнишь же, Михаил уезжал на пару недель? Так вот, он связался с нами из штаба в… не важно, в каком городе. Он переговорил с твоими родителями. Твоя мать будет проезжать мимо Авельска и…
— Я не хочу её видеть, — покачала головой Настя сразу, равнодушно глядя в пространство между лицами собеседников. Её глаза были пусты, но не печальны.
— Она, может, хочет.
— Не хочет.
Каспер вздохнул мягко и протянул ей запечатанный конверт с почтовой маркой. Настя приняла его, повертела в руках, ощупывая. Что бы там ни было, оно тонкое и небольшое. Она аккуратно разорвала бумагу, вытащила сложенный лист. Развернула, пробежалась глазами; лицо её нахмурилось, разгладилось, приняло выражение недоверчивое.
— Значит, она приедет сюда? — спросила она как можно более безразлично.
— Всё будет в порядке, Насть. — Голос Каспера звучал мягко.
— Да, знаю.
Но в этом она, кажется, врала.
Галантный Каспер предложил заодно и к школе её подбросить, но привлекать лишнее внимание Настя не хотела. От дома и сама доберётся, всё равно все принадлежности в квартирке остались: она не собиралась возвращаться. Она промчалась по ступеням подъезда, стараясь не шуметь — утро всё-таки; открыла дверь собственными ключами и вошла. Тихо и пусто. Роан ещё спит?
Всё-таки ей было стыдно. Даже если она одумалась и вернулась, сам факт того, что она отвернулась, вызывал только больше отвращения к себе. Хотя куда уж глубже? Действительно, дрянная девчонка. Ни о ком не думает. Она стянула полусапожки и направилась к себе в комнату, но уже в гостиной столкнулась с пёстрыми глазами ожидавшего её юноши.
Остановилась.
Настя могла быть дрянью, но смотрела прямо, хоть и виновато.
— Простите, — тихо сказала она. В уголках глаз защипало.
Роан встал и приблизился, и она вздрогнула, но он только положил ладонь ей на макушку и взъерошил волосы. Настя сжала губы, подавляя всхлипывание.
— Тебе страшно и больно, — ласково произнёс наставник, — но я не виню тебя за это. Не бойся положиться на меня.
Настя кивнула, закрывая глаза. Это был импульс, но сейчас она хотела только остаться здесь. Возможно, ей просто нужно подождать, даже если это тяжело. Даже если так, даже если её окружают люди, смотрящие на её метки, рядом хотя бы есть Роан, который греет теплее солнца, и рядом с ним спокойно. Она не хочет его обманывать.
— Я боюсь, что он не вернётся, — призналась она едва слышно.
— Это естественно, но не забывай, — утешающее заговорил бессмертный, убирая руку, — Антон сильный. Он справится.
========== 3 / 2. Грех по неосторожности ==========
— 5 октября 2017
В школе было скучно.
Настя не очень ладила с ровесниками. Как-то всю подавленную жизнь, проведённую в человеческом обществе, она сторонилась общения. Не отказывалась, если заводился разговор, но сама первой не лезла. Про одиночество не думала, во всяком случае, тут же, в школе; всё, что ей требовалось — это получать хорошие оценки и не слишком выделяться. Она жила тихо. Она молчала, на глазах лишний раз не мелькала и сливалась с буднями, как спокойное, бесшумное существо.
Сейчас многое изменилось, но веселья это не прибавило. Настя больше не прятала голос; она посещала физкультуру, где любые издаваемые звуки уже не заставляли вздрагивать стёкла; она переговаривалась с одноклассниками и даже установила с ними довольно приятные отношения. Вот только всё это не было ей интересно. Она увиливала от классных мероприятий, улыбалась коротко и быстро, не окрашиваясь радостью, и глаза её всегда были тоскующими — не тоскливыми, как дождливое уныние, а именно тоскующими. Теперь она вообще смутно представляла, чего ради учится, но так как закон обязывал, она посещала школу, сидела на уроках и доброкачественно готовилась к будущему, которого не видела.
Кокетливые одноклассницы хихикали на свои темы, Настю пару раз вовлекали в беседу, но ей самой становилось нестерпимо скучно, и больше она не присоединялась. Эти дети были так беззаботны в своих поверхностных проблемах: зачёты, оценки, другие люди вокруг. Они никогда не ночевали зимой на улице, леденея пальцами. Они никогда не сходили с ума от разрывающих воспоминаний. Они никогда не убивали. Настя была для них чужой, даже если понимала это только она.
Учитель литературы, расписывая прелести романа «Преступление и наказание», рассуждал о цене греха. Как плохо убийство, что оно душу губит, почему вовек не выкарабкаться, кровь не отмыть. Настя посмотрела на собственные руки. Шрамы прорисовывались красными штрихами — они никак не желали заживать. «Ты убийца», — насмешливо кричали они ей. Её ладони не были запачканы кровью, но она всё равно её чувствовала: горячую или холодную, засохшую или струящуюся, вязкую или сухую. Она часто окунала руки в кровь, не по своему желанию и не по желанию кого-либо. Наоборот…
— Ты не даёшь мне убивать. Почему?
— Один раз сделав, не остановишься. Ты не такая.
«Я такая», — с сожалением подумала Настя, с трудом отгоняя набежавшее видение. Хотя за два месяца они несколько улеглись, время от времени всплывали на поверхность фрагменты. Порой тяжёлые, порой более-менее спокойные, но всегда разные. Она старалась собирать осколки сознания аккуратно, но всё равно резалась и потом подолгу зализывала царапины, не в силах заснуть и просто лёжа, таращась в пустоту.
Антон всегда оберегал её от горя. Он не мог сделать её жизнь легче, но всегда был рядом, чтобы их ужасная ситуация не казалась такой ужасной. Он всегда убивал сам, хоть она и не могла сейчас вспомнить, как; он никогда не позволял ей марать руки чужой кровью. Странно, учитывая, что они едва держались из-за этого. Настя оглушала, билась, но никогда не убивала. Вильгельм пал первым, хах.
И надо же, первый грех — на такое жалкое чудовище.
Настя подпёрла руками голову. Все эти мысли были тяжёлыми, но не вызывали у неё отвращения. Наверно, потому что она поступила так, как нужно было. Она чувствовала, что поступала правильно. Даже если это значило убийство…