Роан обернулся на учеников и лукаво подмигнул — неожиданный фрагмент веселья в мозаике алого заката. Вечер простирался пламенной рыжиной над головами, и сам силуэт Роана точно подсвечивался. Он не дал Насте закричать, но теперь ей хотелось плакать; Антон чуть подтянул руку, поглаживая её по колену, успокаивая. Его ладонь была тёплой и сухой, хоть и быстро измазалась в крови. Настя проглотила восклицание, обратившись в зрение — что-то происходило!
— Чёрт, — сплюнул Файр, с ненавистью взирая на Роана.
— Не так, — покачал головой тот с мягкой серьёзностью. Настя заметила лишь, как губы зашевелились, но порыв ветра унёс слова, и Файр покачнулся.
Прыгливой, кривоватой походкой он направился прочь. Торопливо, боясь удара в спину, чуть не спотыкаясь, он торопился к сетке, быстро перемахнул через неё и выскочил, растворившись в закате. Роан провожал его взглядом, убрав руки в карманы джинсов — прямой и символичный в сгущавшихся тенях. Затем вернулся к ребятам и присел на корточки.
— Пойдём домой, — тихо предложил он.
Роан подставил плечо, помогая Антону подняться, и с другой стороны его поддержала Настя. Пахло гарью, жжёной тканью и мясом, кровью и тяжестью, и им нужно было обойти пустырь до нормального выхода через сетку. Никто ничего не говорил — ни о ране, ни о Файре, ни о его внезапном побеге. Насте хотелось плакать.
Наступала ночь.
До дома они добрались, когда совсем стемнело, Антон же стал цвета бумаги и потерял сознание. По пути выудив телефон из кармана, Роан кому-то позвонил и лаконично попросил прийти в ближайшее время; ничего не поясняя, он ласково улыбнулся Насте и посоветовал не переживать. Настя, у которой руки дрожали и которая ощущала судорожное лихорадочное дыхание парня в районе шеи, не нашла в себе сил даже возмутиться, хотя натура взбунтовалась.
Тревожные раздумья девушку не оставляли. Антон пострадал так, потому что прикрыл её. Не дал Файру её забрать — куда, кстати?! — и не дал её ранить. Если бы она уклонилась сразу, его бы не задело? Если бы она сразу смогла контролировать странность, он бы?..
— Не делай такое лицо, малышка, — легко сказал Роан, поглядывая на неё лучистыми глазами. — Антон сильный. Он справится. И сейчас придёт человек, он поможет.
Его не повезли в больницу, а просто притащили домой. Плечи затекли, но Настя проигнорировала это, по-кошачьи зашипев на Роана, когда тот предложил ей самой сходить переодеться или залатать раны. Кровь ещё шла, двигать ногами было больно, но она отделалась пустяками в сравнении с Антоном. Вина убивала: а ведь Настя даже не знает, из-за чего всё произошло! Что она сделала Файру и зачем ему понадобилась? Почему нужно было ранить? Губы кривились, и Настя поджимала их, повторяя себе бессмысленное: «Не плачь».
Приятель Роана приехал на удивление скоро. Настя подскочила, когда раздался звонок, но Роан открыл сам. Девушка взглянула на Антона — уложенный прямо на пол за неимением удобной поверхности, на животе, с обрезанной толстовкой — пришлось, чтобы открыть рану. Чтобы кровь не лилась на ковёр, Роан что-то подложил. От вида раны воротило, но Настя проглотила горечь. Он поглаживала слегка Антона по волосам, не надеясь так подарить облегчение. Страх нахлынул лишь теперь, сводя с ума. Она была бесполезна. Из-за неё пострадал невинный.
Зашедшему в комнату парнишке было лет пятнадцать, не больше. Если бы Настя ещё могла удивиться, она бы удивилась, но перед глазами неизменно вставал вечер — и не было сил более чему-то поражаться. Рыжевато-каштановые вихры чуть вились, и сам парнишка выглядел как типичный подросток, даже одет был соответствующе — джинсы и свитшот с ярким принтом. Не обратив внимания на Настю, он принялся критически оглядывать Антона, а затем потребовал у прислонившегося к косяку Роана алкоголь.
— Детям пить вредно, — заметил тот.
— Поучи меня ещё, живчик, — проворчал парнишка. — Никто не додумался продезинфицировать раньше? Мне же работы больше!
— Очень рассчитываю на твою снисходительность, — отвесил поклон Роан.
— Тц. — Парнишка мазнул взглядом по Насте и иронично вскинул бровь. Глаза у него были карими и отражали комнатную лампу, играясь бликами. — Ты ещё кто? А, не важно.
Он склонился над Антоном, опустившись на колени и закатывая рукава. Хотя недовольство сперва искажало его лицо, теперь всякое раздражение пропало, заменившись полным и безраздельным вниманием. Сосредоточенность шла парнишке куда больше, и что-то было надёжное в том, как он уверенно осматривал рану, не морщась и не брезгуя. Затем протянул ладони, чуть расставив пальцы, словно грелся у костра. Провёл над обожжённой плотью, не касаясь, поводил так немного, и Настя подавилась восклицанием — верхние слои грязи и засохшей крови сами по себе таяли, счищаясь! Ещё пара движений — кровотечение совсем остановилось. Парнишка принялся за саму рану с тем же нейтральным выражением погружённого в работу человека. Под его мягкими движениями ожог сам по себе зарастал, точно на глазах наращивалась спаленная плоть, затем подёрнулась тонким слоем кожи, и вот уже ничего, кроме грязных разводов, не указывало на то, что ещё недавно Антон был почти…
Настю обдало теплом. Ладонь парнишки провела над её коленями — она сама забыла, что их расшибла, а теперь всё исцелилось как по волшебству. «Нет, — поправила себя девушка отстранённо, — это не волшебство. Это странность». Парнишка мрачно взглянул на неё; в зрачках его подрагивала усталая собранность, и он вернулся к Антону, ещё раз осмотрев его спину. Дыхание парня выровнялось, сведённые лопатки не выдавали боли. Гость удовлетворённо кивнул и поднялся на ноги.
— Ты мне теперь должен! — с вызовом сообщил он Роану. — Я тебе не ручная зверушка прибегать по первому зову! В следующий раз тащишься до больницы! Тц, сплошная морока!
— Спасибо, Юр, — отозвался тот с искренней теплотой. — Прости за внезапность; сам видишь. Можешь спешить на свои подростковые тусы или как там…
Видно было размыто и нечётко, но Настя всё же взглянула на Юру.
— Спасибо, — сорвавшись на слоге, выдохнула она.
Парнишка взглянул на неё с тяжёлой, но не злой эмоцией и демонстративно фыркнул. Сопровождаемый Роаном, он направился в коридор. Настя, оставшись без движения, провела рукой по своим коленям. Кожа нежная и гладкая. Ни следа царапин. Зажило. Жаркая горечь подступила из груди, и девушка опустила голову, сжимая губы, чтобы не всхлипывать. «Не плачь», — повторила она себе. Щемящее облегчение накрыло с головой, когда она, помявшись, робко коснулась спины Антона. Кожа была тёплой. И он не дёрнулся. Он цел. Он не ранен.
Странность кареглазого парнишки его исцелила.
Мир из развёрнутой вселенной сжался до масштабов одной комнаты.
Роан вернулся тихо, и на плечи Насти опустился плед. Она не отреагировала, и юноша, цокнув языком, заметил:
— Хоть ты и вымотана, ты не уснёшь. Перевозбуждение вредно для организма, эх. Давай-ка мы с тобой чаю выпьем! Давай, Настюш, с ним всё в порядке. Позволь бедолаге поспать без надзора.
Она последовала за ним неосознанно. Шаги терялись в дымке, и фокусироваться удавалось с трудом; облегчение стучало в висках и не отпускало, лихорадкой мешая соображать. В конце концов девушка отпустила надежду трезво размышлять и отдалась этой трепетной вере в лучший исход. Тут же мелькнула последняя ясная мысль, и Настя зацепилась за неё. Она безвольно села на узкий диванчик, куда её Роан устроил, за кухонный стол, и опустошённо наблюдала, как он возился с чайником и заваркой, а затем поставил на стол две пёстрые кружки. Горячий напиток не согрел сердце, но руки перестали трястись. Роан, присев на стул напротив, смотрел на девушку.
— Что такое «странность»? — спросила она глухо.
— Точного описания нет, — сходу сообщил Роан. — Согласно понятиям… некая сила. Способность. Дремлющая внутри тебя возможность влиять на мир вокруг — на людей или на физические законы, как получится. Я вижу, тебя путают мои изъяснения; прости, я не лучший в подобном деле. Говоря проще, странности — это аналог сверхспособностей, как в современных произведениях кино и литературы. Только, в отличие от сверхспособностей, странности могут быть и не такими сильными. Какой-то человек может заставить целый город подняться в воздух, а какой-то всего лишь не отражается в зеркалах.