«Прекрати эти привычки, — сказали ему. — То, что ты бессмертен, не изменится, даже если ты будешь причинять себе столько боли. Хватит пытаться!»
Суицид был его милой привычкой. Никогда не удавалось дойти до конца. Разорванная в клочья грудь срасталась. Обкусанные или отрезанные конечности присоединялись вновь. Кровь лилась на светлые камни, окрашивала их в багровый, но порезы затягивались, постороннее из тела выскальзывало, ничто не держало полости открытыми. Он не дышал под водой, он сгорал в лаве, он замерзал во льдах — приходил в себя спасённый, бесконечно неумолимо живущий.
Роан неуязвим.
Настолько, что ненавидел так, как можно только что-то ненавидеть, не умея и не пытаясь что-то чувствовать.
Среди обычных людей проносились странные; замирали, чуя его, узнавая его, ненавидя его, но Роан ничем не выказывал того, что их замечал. Он шёл спокойно, помня, где стоял штаб Лектория, а среди псов передавалась весть о его прибытии, словно импульс по нервам. Роан шагал налегке. Свернул в переулок, остановился. Снял куртку и отдал какому-то свернувшемуся там бездомному. Нейтрал взглянул на него тёмными-тёмными глазами, в которых радужка сливалась со зрачком, и умыкнул в тень. Дерзкие нейтралы, посещавшие даже чужую территорию — чей он? Алсу? Не суть.
В штабе Лектория все расступались, когда он проходил. Смотрели настороженно, кто-то даже сунулся было с оружием, но его разумно остановили. Ни к чему тратить пули, всё равно бессмертный и не почешется. Люди смотрели на него, как на самое удивительное в жизни, на нечто выдающееся, но Роан не обращал на них внимания. Он обошёл первый этаж, заглядывая в каждую комнату. За ним следовала толпа, какие-то странные, считавшие себя охранниками, кто-то от псов — Льюис явно будет в курсе.
— Бессмертный.
Вот и знакомые ноты прозвучали. Роан поднял голову. По широкой светлой лестнице к нему быстро спускался человек в строгом костюме, с короткими тёмными волосами и изогнутым шрамом на правой щеке. Верран. Тридцать… какая там вторая цифра? Роан насчёт возраста человеческого почти не задумывался. Он не судил людей по прожитым годам: иные в краткий срок вмещают больше, чем старшие.
— Доброго утра, Верран, — отозвался Роан, — ты и ночью работаешь?
— Что Вы тут забыли?!
Надо же, на «Вы». Некоторые привычки не исчезают.
— Сдаюсь в плен, как видишь.
Непонимание. Свист. Мелькнула белая макушка Льюиса. Из углов хмуро наблюдали зрители. Брови Веррана сошлись на переносице.
— Зачем? — спросил он жёстко.
— Отдохнуть хочу от спокойствия, — фыркнул Роан, но тут же мотнул головой, отметая беспечность. — Послушай меня. Гарант — неделя. Затем я не отвечаю за действия NOTE. Но сам сопротивляться не буду, делай, что хочешь.
— Зачем?
Бессмертный усмехнулся — и лицо Веррана разгладилось, приняв выражение сосредоточенное, но уже не мрачное. Прикидывал варианты. Знал, что это большая выгода. Представлял, какой это шаг.
— Мы можем Вас убить, — злорадно ухмыльнулся он.
— Попробуйте, — пожал плечами Роан. — Будет круто, если у вас получится. А, и ещё: лиф больше никто не тронет. Ник-то. Я не люблю угрожать, а нейтралы не любят терпеть.
Верран не умел улыбаться, но в нём так звенело торжество… Роан позволил опасливо подошедшим охранникам нацепить на себя наручники и покорно последовал за ними. Здесь его, конечно, не оставят — слишком понятная цель. Запрячут далеко. Зато бессмертный — хороший дар за то, ради чего он пришёл. С Верраном прокатит. С другими бы не прокатило, но это Верран.
«Неделя, — повторил Роан себе с лёгкой улыбкой. — Извини, Кас. Если мы всё-таки больше не увидимся, я хотя бы извинился».
========== 4 / 5. Цену заплатит один ==========
— 11 октября 2017
— Борис! Это срочно. Роан сдался Лекторию.
— Что?
7:23. За плотно задёрнутыми шторами разливалась заря. Сработавший автоответчик разносил по комнате встревоженный голос коллеги, подёргиваясь шипением — с улицы звонил? Борис рывком сел, без тоски расставшись с тёплым одеялом, и пошарил пальцами по тумбочке, набрёл на телефон и взял трубку.
— Что? — повторил он уже более осмысленно. В серой дымке разорванного утра очерчивались цифры на электронном будильнике. Как ни странно, Бориса всегда дёргали раньше звонка, даже если на семь минут всего. Обычно Борис вставал раньше, но сегодняшние планы дали ему возможность выспаться… должны были дать. Однако, видимо, не судьба. Впрочем, чего он ожидал? Авельск — место бушующих штормов, здесь всегда нужно быть наготове.
— Роан сдался Лекторию, — повторил собеседник. Он сонливостью явно не страдал.
— Причины объяснил?
В звонке Борис был уверен: никто не прослушивал. Он включил громкую связь, благодаря новое поколение за изобретение столь полезной функции, а сам принялся со всей возможной поспешностью, не превращая её в балаган, собираться. У него была трёхкомнатная квартира — не потому что нужно было место, наоборот, он предпочёл бы одну комнату или студию, однако в удобной локации продавалась только она. Спальня, кабинет, гостиная. Вещей у Бориса было не так много, он умел умно распоряжаться во всём, включая быт; кое-как квартиру обставил и даже постарался превратить её в строгое убежище адекватного человека.
— Вы знаете Роана! Он бы вовек не попытался объяснить, что задумал, если ещё до конца не определил. Или определил, но не хочет пугать.
Борис уже покинул ванную, на ходу пытался причесаться; с вечера поглаженную рубашку снял с вешалки, попутно выискивая взглядом ремень брюк.
— Итак, опять ринулся вперёд, не оглянувшись на соратников, — подытожил Борис.
— Именно. — В голосе собеседника сквозило раздражение, смешанное с тем, что он не пытался даже прятать. Волнение. Борису дела не было до эмоций подчинённых, пока они работали усердно и хорошо, но Каспер под его руководством не находился.
— Ладно, я подъеду и всё обговорим. Куда?
— Я сейчас у Оли.
Они собираются сделать это место базой? Так себе идея. Нейтралов нельзя вмешивать. Каспер вздохнул, точно почувствовав немое недовольство лидера, и заметил:
— Потому что тут сейчас и Михаил, и Настя.
— Понял. В городе кто?
— Люси, Йорек, моя версия.
— Ключи от квартиры Роана есть?
— Э, с чего это?
— Есть или нет?
— Есть.
— Заберите вещи девочки.
— Окей.
Борис отключился от звонка. Он разобрался с галстуком, в прихожей быстро оделся, закрыл за собой квартиру на ключ. Спустился к машине. Утро только начиналось, но он привык вставать в любое время суток, коль так требовалось коллегам. Михаил не ошибался: жизнь Бориса была в работе. Но он вовсе не был против.
Он делал то, что получалось у него лучше всего. И это, думается, являлось правильным выбором.
— Девочка должна остаться здесь, — говорил Борис. Он не имел привычки расхаживать во время разговора, сам раздражался, когда кто-то нагнетал атмосферу, так вышагивая. Вот и стоял Круценко, не прислоняясь к стене, и все взгляды были устремлены в его сторону. — Здесь максимально безопасно для неё.
— Присмотрим, — кивнул Михаил, бросив своей несостоявшейся племяннице тёплую улыбку.
Тая полусидела в кровати. Настя сидела на другом её краю, скрестив ноги. Школьная форма сменилась позаимствованными у Кати домашними шортами и футболкой; тёмные испуганные глаза за фиолетовыми разводами.
— Значит, есть срок? — поинтересовалась Оля. Её это не касалось, но почему-то она была здесь. Расплата за гостеприимство.
— Неделя. — Каспер стоял спиной к окну. Обычно улыбчивый и в целом положительный, сейчас он выглядел иным. Проступила резкими чертами постоянная сдержанность. То, что NOTE вкладывает в каждого сотрудника, та необходимость носить маску, та решительная закреплённость в своих пределах — Каспер умел прятать всё это, не подавал виду, но был таким же. NOTE, вырастив его, оставила на нём свою печать. Каспер — вечная сдержанность, но её не видно из-за манер и хорошего характера. Вот как. Вот она, больная струна седьмого человека в Десятке.