— Попробуй, — отозвался безразлично руководитель, насаживая на какой-то прибор заострённое лезвие, но откладывая получившееся оружие в сторону. Он одёрнул высокие белые перчатки. — Начнём с яда, пожалуй. Описывай ощущения, бессмертный.
Что бы им спеть, хах?..
Люди в белых костюмах и серые стены. Роан направил взгляд на лампу, так, чтобы потерять ориентацию в пространстве. Ему предстояло потерпеть. Что ж, такова цена… цена, которую платить будет он. Через неделю встретимся, ребята. Извините уж, что так мало говорю.
В вену воткнулось дрожавшими руками жало шприца. По жилам тут же растеклась живая, хлёсткая боль.
Роан запел.
*
— 13 октября 2017
В студии почти никого не было. Малый зал пустовал — помещение равнодушного оттенка, с протянутыми рядами зеркал вдоль стен, скользким ламинатом и музыкальным центром в углу. Звуки, ударяясь о стекло, возвращались и гуляли свободным эхом, превращая незатейливые мелодии в подобие шедевров. Здесь не было окон, а потолок был расчерчен симметрично, как по сетке, лампами с приятным, но тоже равнодушным светом. Одна дверь — в маленький коридорчик, коридорчик внутри общего коридора спортивного центра, точно картина в картине; этот коридорчик выводил либо в набитую шкафчиками и совершенно неудобную раздевалку, либо в тот самый Большой Коридор. Большой Коридор жил своей жизнью и на младшего брата внимания не обращал: звукоизоляция была гордостью здешних стен, никто никому не мешал.
Здесь проходили те редкие репетиции, когда их не снимали на видео. Занимавшиеся в группе девушки кривлялись в зеркала, шустрые малолетки, чьи уроки изредка проводились здесь, баловались, крича друг другу из углов. Тренеры не любили это место: отсутствие окон их напрягало. В принципе, сюда старались и не заглядывать, так что теперь, когда воцарился сонный час — перерыв между занятиями секций — здесь было целиком пусто. Ни души. То, что нужно, если хочешь расслабиться и подумать.
Пришедшая на два часа раньше тренировки девушка была тут пока единственной посетительницей. Короткие джинсовые шорты, свободный и объёмный, наполовину прикрывавший их белый свитер, к низу его цвет перетекал в бледно-розовый. Незаплетённые густые локоны пронзительно-нефритовыми волнами падали ниже лопаток, немного раскосые ярко-жёлтые глаза смотрели лукаво и весело, не слишком прекрасные, но явно привлекательные черты лица, хорошая фигура… Она нравилась себе. Правда, нравилась. Это та внешность, которую она подбирала тщательно, придирчиво перебирая каждую деталь. Это был результат её стараний, за который она заплатила правдой.
Люси была метаморфом и могла применять любой облик, но… но свой потеряла. Впрочем, не так это и важно, верно? Всё равно нынешний образ её полностью устраивал. Девушка убрала плеер в задний карман шорт, покрутила ногами в новых белых кроссовках и показала себе язык. Она была в студии одна, и некому было одёрнуть её за дурачество. Змеиные проводки наушников ярко-розовым вились, путаясь с не лежавшими спокойно волосами. Малиновую чёлку всё-таки пришлось закрепить, хотя творческий бардак на голове Люси тоже любила.
Она собиралась репетировать. Люси занималась многими видами танцев; в этом году ей полюбились современные корейские, те, которые не имеют смысла без команды; команда пряталась по домам, готовясь к тренировке, но Люси уже была здесь.
Разминка. Вытягиваться, наклоняться, вертеть всеми частями тела. Музыкальный центр глох, не имея возможности отражать эхо. Музыка в наушниках заглушала собственные шаги, так Люси казалась себе почти невесомой. Вес она, кстати, тоже контролировала, как и мышечную массу — но куда приятнее было всего добиваться самой. Хоть чего-то.
Раз, два, три, четыре. Чёрт бы тебя побрал, старикашка, ни с кем не посоветовался. Пять, шесть, семь, восемь. Почему нельзя было хотя бы?..
В отражении она поймала настойчивый соколиный взгляд; он делался пронзительнее, отбиваясь зеркалами. Остановилась. Прошёл припев. Люси выдернула шнуры из ушей, не поморщившись и не обернувшись. Вентиляция в студии работала исправно, и ей ещё не было жарко. Взгляд был направлен на неё, и он был таким же — она могла тоже делать такое выражение, просто у неё не было на то причин. У него, должно быть, их множество. Просто он их не раскрывает.
— Если окажется, что ты мне чип поставил — кофе отравлю, — пригрозила она громко. Вообще-то страх был не в яде, а в покушении на любимый напиток.
Парень в зеркале хмыкнул. У него были чуть взъерошенные чёрные волосы, частично перевязанные в хвостик, и вообще привлекательная наружность — девчонки на такую клевали. Они многих деталей просто не знали. Зато знала Люси. Как и то, что ему сейчас очень непросто. Он был в куртке, под ней клетками вырисовывалась рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами, а уже там белела футболка. Одевается всегда обычно, а куртку всё равно не застёгивает. Дурная привычка.
— Так что? Чип? — спросила она. Любопытно же, ну.
— Не-а, просто я хорошо знаю твоё расписание. И то, где ты гасишь тревоги.
«Гасишь тревоги», хорошее выражение. Почти что книжное. Люси демонстративно фыркнула, усаживаясь на пол, но по-прежнему глядя в отражение. Так было интереснее. Зеркала имеют странное свойство искажать видимость, и вот каждый день она наблюдает за братом, а сейчас видит его совсем иным. Свет рикошетом ложился непривычным ракурсом. Брат выглядел очень напряжённым, как будто вернулось старое время… то, которое лучше не вспоминать. Люси вздрогнула и оглянулась, сбрасывая наваждение.
— Знаешь, что ты сейчас напомнил? — недовольно спросила она, не требуя ответа. — Каким был раньше. Ну, до всего. До четырнадцатого года. И до двенадцатого, кажется.
— Почему? — Каспер действительно хотел это знать.
— Взгляд такой же. Блин, Кир, почему ты вечно берёшь на себя больше, чем можешь?!
Он выглядел удивлённым. Не тем, что она обратилась к нему по родному имени — они оба предпочитали клички — а скорее бившей не в бровь, а в глаз правдой. Это напоминало что-то из «тех времён». Всё, что сейчас происходило, тащило за собой напоминания. Люси опустила веки, чтобы вообще не видеть, и погрузилась в сквозившие по ресницам блики, спасаясь от горестных сравнений. Не в её характере было поддаваться плохим впечатлениям. И плохим размышлениям — тоже.
— Это вовсе не «больше», — сказал он. — Это «недостаточно».
— Ума у тебя недостаточно, братец!
— Жестоко. — Кончики губ его приподнялись: зоркая Люси с идеальным зрением это разглядела. Поморщилась. Помахала рукой, предлагая пройтись. Он, вроде, не в уличной обуви. Бахилы поверх кроссовок. Каспер — смесь человека почти взрослого с подростком, и стиль его одежды колеблется от официальной формы до таких уличных шмоток.
Он всё-таки подошёл. Уселся на блестящий пол, согнув колени. Люси уставилась на него, но не разозлила этим; Каспер терпел, пока она пристально разглядывала его, пока не сказала:
— Сколько ты спал?
— Что?
— Часов. Сколько часов ты спал? А, нет, поняла. Хотя бы сколько минут?
— Так заметно? Хм. — Парень подпёр подбородок рукой. Под его глазами не залегали круги, но Люси всё-таки с ним выросла, кто-кто, а она распознает усталость, спрятанную за вечной манерой казаться сильнее, чем есть на самом деле. — Ну, я почти уверен, что минимум сорок…
— Ври больше. Двадцать?
— Я не считал.
— Кас, беречь себя надо!
— Зачем? — сухо усмехнулся брат. Действительно сухо. Недовольно. Он не был зол на Люси, не раздражался на её ругань и возмущение, и его плохое настроение угрожало совсем другой особе. — Если он себя не бережёт, то почему должен я?
Люси не понимала своего брата. Никогда не могла угадать, что за бурю он в себе хранил. По Касперу вообще ничего сказать было нельзя, и он не подпускал к своему миру близко никого — в том числе её. Даже если она хотела помочь. Даже если могла. Он не умел принимать поддержку, наверно, в том большинство проблем.