— Нормальный. Хотя общение с высокими лицами человека портит.
— Это уж точно, — согласился Гуров. — Я потому мужик отличный, что из канализации не вылезаю.
— Ты отличный? — Кулагин рассмеялся. — Ну-ну, блажен, кто верует.
— Уж и пошутить нельзя. Паша, даю тебе сутки. Пусть твой опер посмотрит личные дела техперсонала, выяснит, не появился ли среди обслуги новый человек. Не приходили ли чинить антенну, и вообще, кто сегодня по крыше лазил. Выполнишь, я пожму твою мозолистую руку, нет, так через сутки тебе прикажут. Извини. — Гуров развел руками, прижав трубку плечом.
— Хороший ты мужик. Лев Иванович, прямой, уважаю. Я генерал-лейтенант, ты полковник ментовки, устанавливаешь мне сроки, условия...
— Павел Константинович, — перебил Гуров, — я все делаю для пользы дела и стараюсь уберечь твое здоровье. Тебе было бы очень хорошо, подай я рапорт по инстанции, что нами выявлен подозреваемый?
— Ну отличный ты мужик! Отличный! Спи спокойно, не ворочайся. А ребята с крыши просто свалились. Ширнулись и полетели. Ты заключение медиков получил?
— Завтра, Паша, только завтра. Но ты своего парня намылишь сегодня. Договорились? Обнимаю.
Актриса театра и кино Мария Строева принадлежала к категории женщин, на которых в любой компании мужчины независимо от возраста и вероисповедания обращали внимание. Кроме внешности, жена Гурова обладала незаурядным умом и имела прекрасное образование. Последние свои качества Мария умело скрывала и врагов в актерской среде имела в умеренном количестве. Любовь к мужу ее порой раздражала, врожденный лидер не терпит рядом равных, а в некоторых вопросах и вышестоящих. Но сыщик не страдал комплексом неполноценности, легко уступал, супруги жили почти без стычек, чтобы не потерять форму, порой проводили легкие тренировочные бои. И хотя женщина отлично понимала, что муж часто играет в поддавки, сбрасывает втемную козырные карты, ее такое положение вполне устраивало.
Спектакли в театре еще не начались, но главреж репетировал новую пьесу, и сегодня Мария вышла из театра около десяти. Увидев “Мерседес” Станислава, актриса одновременно обрадовалась и расстроилась. Станислав славный мужик, с ним легко, можно молчать, он сам говорит без остановки, словно радио в парикмахерской. Но раз они приехали вместе, значит, у мужа свежие неприятности, к которым Мария хотя и привыкла, но сейчас была не в настроении на них реагировать.
Гуров выскочил из машины, дежурный полковник обреченно отошел в сторону, Мария взяла у мужа цветы, чмокнула, как покойника, в лоб, вошла в роскошный лимузин, опускаясь на сиденье, сказала:
— Мальчики, привет, спасибо за внимание. Кого сегодня убили? — Она поцеловала мужа, погладила Станислава по голове. — Извините, наш юмор не годится для вашей профессии.
— Маша, тебе отлично известно, что лучшее средство от головной боли — гильотина. — Станислав тронул с места, спросил: — В доме спиртное имеется или остановиться у палатки?
— Лучше остановиться, имею вино, которое переводить на ментов — все равно что заправлять машину “Шанелью”. Но в палатке, Станислав, тебе дадут такое...
— Обижаете поклонников! — перебил Станислав. — Народ знает своих героев. Я заезжаю в палатку, как вы, мадам, входите в театр! — Он припарковался.
Из палатки мгновенно выскочил человек нерусской национальности, склонился к окошку водителя:
— Здравствуйте. Такой гость — большая радость для хозяина, — сказал он и зыркнул в сторону Марии.
— Парень, отрави их к чертовой матери! — сказала Мария. — Только не до смерти.
— Как можно, красавица? — Глаза у торговца стали еще больше и темнее. — Для гостей всегда имею натуральный продукт.
— Тогда бутылку “Смирновской”, — сказал Станислав.
— Момент. — Хозяин исчез.
— Слова выучил. Чем же он простых людей поит?
— Он сам не делает, ему привозят. Но ящик нормальной водки у него всегда в загашнике. Над Ахметом смеяться — все равно что дергать мартышку за хвост. Она без хвоста по деревьям лазить не сможет, — философствовал Станислав. — Если он самопал не возьмет, его либо сожгут, либо вежливо из столицы выселят. Поставь русского, будет то же самое.
— Хуже, — заметил Гуров. — Русский еще воды добавит.
— На кой черт, спрашивается, нужны вы, с золотыми погонами, вооруженные до зубов? — возмутилась Мария.
— Чтобы пить нормальную водку, — быстро ответил Станислав.
Подбежал Ахмет, передал Станиславу большой сверток, быстро заговорил:
— Не обижай, начальник! Я знаю, с кого сколько полагается...
— Заткнись! — Станислав протянул хозяину сто рублей. — Я дома посчитаю, как довезу. Будешь спорить, я твою черную задницу надеру. Обещаю.
— Знаю, знаю! Зачем так? — Ахмет пробежал несколько шагов за машиной.
Дома Мария отправилась в ванную, оперативники занялись столом. Станислав, обладая феноменальной памятью, подсчитал стоимость пакета, который ему вручил Ахмет, решительно сказал:
— Это последний раз. Дорого, а я у него копейки не беру, завтра надо завезти долг.
— Ему, думаю, “крыша” нужна, возможно, с соплеменниками перессорился или его менты из отделения прихватили, — сказал Гуров.
— Беспредел. Москва большая, всем поможем. Я переключаюсь на универсам, — ответил Станислав.
— Черствый ты человек, Стас.
— Мягкости у тебя займу.
— Если у него занять, голый кремень останется, — входя на кухню, сказала Мария. — Ну, выкладывайте, бедолаги, чем могу помочь?
Гуров коротко, не называя имен, изложил историю.
— Никому не говорю, Маша, — закончил Гуров, — но от этой истории плохо пахнет.
— А ребята — дети олимпийских богов? — спросила Мария. — Безусловно. Иначе делом занимался бы участковый. Ищите наркотик. Утром езжайте в морг, возьмите кровь, сдайте втихую на анализ независимому эксперту. Иначе вы получите заключение, что в крови у него ничего, кроме божьего наследия, не обнаружено. Да сами вы все лучше меня знаете.
— Если не наркотик? — спросил Гуров.
— Тебе и карты в руки, ты сыщик. В сто раз хуже тебя разбираюсь, но чувствую женщину. У мужика рука грубее и точнее, здесь слишком много “если”. Проверьте на всякий случай несчастную любовь. Беременность, невозможность брака. Я лично в такой вариант не верю. Как я понимаю, парень — “сынок”? Значит, на учете в психушнике не состоит. Проверяйте через друзей, лучше меня знаете, ваш хлеб. У меня есть интересная мысль, я ее пока придержу. Выдохнетесь, поговорим.
К столу даже не подошли, никто грамма не выпил.
Утром Станислав поехал в морг, а Гуров остался в кабинете. Котов и Нестеренко отправились в университет. Хотя занятия еще не начались, но оперативники рассчитывали найти кого-нибудь из преподавателей.
Гуров смотрел в окно, пытался заставить себя не думать о происшедшем, хотя бы до получения результатов экспертизы. Он боялся создать версию и попасть под ее влияние. Такое случалось, когда опер, уверовав в свое чутье, строил мостик, а потом не желал с него слезать, неумышленно подгоняя условия задачи к заготовленному ответу.
Можно сколько угодно заставлять себя о чем-то не думать, но мысли, хотя и наши, не очень нас же и слушаются.
Вопросы “кто?” и “кому выгодно?” сыщик убрал легко, а вот “каким образом?” — зудело в голове, словно назойливая муха.
Как парочка проникла на крышу и с какой целью? Романтика? Чувство одиночества? Магнитофон? Сыщик несколько раз прослушал кассету, он слабо разбирался в музыке, выяснил только, что звучат фуги Баха.
“Если самоубийство, то ничего не клеится. Ни способ, ни время суток, ни идиотский магнитофон. Можно понять — бутылка шампанского либо коньяка. Хоть как-то объяснимо. Но магнитофон? Возможно, данная музыка каким-то образом связана с судьбами ребят? А если это закодированный сигнал к действию? Кому опасны такие дети? Я прослушал запись несколько раз. Бах. Музыка невеселая, но и ничего угрожающего. Ненаучная фантастика. Хотя при современной технике?.. Надо проконсультироваться у профессионалов. Возможно, под крылом ФСБ существует какая-то хитрая лаборатория, исследующая воздействие звуковых волн на человеческий мозг. Какие-то исследования в данном вопросе ведутся наверняка.