Он посмотрел и рассмеялся:
– Ничуть!
Тогда я выложил перед ним остальные цепочки и попросил его выбрать ту, что больше всего напоминает потерянную.
– Тут и смотреть нечего, – покачал он головой. – Я вам, кажется, сказал, как выглядела та цепочка, – змейка, обвившаяся вокруг ветки. А эти совсем другие… Может, вы мне наконец скажете, зачем все это затеяли?
– Подождите минутку! – прервал его я. – Может ли, по-вашему, человек, который хоть раз видел настоящую цепочку, спутать ее с этой, кавказской?
– Абсолютно невозможно!
– Прекрасно! Итак, вы идете к Чамурлийскому, поздравляете его по всем правилам с именинами и в подарок преподносите ему его собственную цепочку, которую якобы наконец-то удалось отыскать.
– Как его собственную? Не понимаю…
– Именно эту, кавказскую!
– Вы что, меня разыгрывать вздумали?
– Даете ему эту цепочку, ни словом не обмолвившись, что она не настоящая, – пусть он сам догадается.
– Да ведь это просто смешно. Уж кто-кто, а Петр ни за что бы ее не спутал. Как только он эту цепочку увидит, сразу все поймет, а мне придется краснеть!
– А если не поймет? Если примет ее, ни слова не говоря, или пуще того – станет благодарить за то, что вы ее столько лет хранили? Что тогда?
Тут Страшимир Максимов вроде бы стал догадываться, куда я клоню. Он сперва покраснел, потом вдруг стал белее мела, хотел что-то сказать, но не мог выдавить ни слова.
– Мы можем и ошибаться, я был бы ужасно рад, если это так! – поспешил его успокоить я. – Вам я доверяю полностью. Ну что, пожелать вам удачи?
Он молчал.
Мне хотелось немного разрядить обстановку, вернуть старика в те годы, когда и он носил погоны; я прекрасно сознавал, что в любом случае вся эта история – тяжкий удар для него. Сын его друга, боевого товарища подозревается в таком преступлении! Такое и самый жестокосердный человек едва ли смог бы проглотить, а Максимов, несмотря на строптивый характер, производил впечатление человека чувствительного. Не помню, о чем мы с ним говорили по дороге к Чамурлийскому, но в какой-то момент он вроде бы успокоился, цвет лица у него стал нормальный, походка – более уверенной. Он даже напомнил мне нашего генерала. Но когда мы были у цели, снова разволновался.
– Слушай, парень! Оставил бы ты меня в покое. Стар я уже для таких дел.
В этот момент я понял, что он ни за что не простит нам, если подозрения не оправдаются. Даже ожидал, что спросит, чей приказ я выполняю, и приготовил ответ, однако бай Страшимир, видно, набрался решимости и быстро со мной распрощался:
– Жди меня в скверике, там тебе незачем показываться! Увидишь, что я возвращаюсь, сделай вид, будто меня не знаешь. Вполне возможно, что мы выйдем из дому вместе. Что ты тогда будешь делать? Идти за нами по пятам я тебе не советую.
– Я вас подожду где-нибудь в удобном месте.
– Молод ты еще, так что будь осторожен!
– Спасибо, постараюсь.
Его начальственный тон меня успокоил, исчезли последние опасения, что он себя может выдать.
Максимов пропадал целую вечность. Сам не знаю, как я сдержался, чтобы не подняться в квартиру Чамурлийского. Я прямо с ума сходил, воображение рисовало самые кошмарные сцены. Наконец он появился, и я все с первого взгляда понял: Максимов выглядел состарившимся на несколько лет.
– Ну что ты на меня так уставился? Вышло все по-твоему! Взял цепочку и ничего не сказал, ничегошеньки! Впрочем, сказал "спасибо" и сунул ее в карман.
Я был готов расцеловать его от радости, однако вид у него был ужасный!
– Неужели вы себя чем-нибудь выдали? – стал тормошить его я.
– Не знаю… Со мной произошло что-то странное, я вдруг увидел перед собой совершенно другого человека. Он так на меня посмотрел! Глаз страшнее мне, пожалуй, видеть не приходилось. Не знаю – может, померещилось… Все это длилось какое-то мгновение. Потом мы как ни в чем не бывало уселись за стол и продолжали беседовать. Нет, я, должно быть, себе внушаю, – он ничего не понял. Я-то ведь тоже не лыком шит! Однако что же нам теперь делать? Кто этот человек?
– Эх, Максимов, я же вас предупреждал! Как вы могли себя выдать?
– Да не торопись ты. Я же сказал, что все в порядке. Просто мне показалось. Я потому и замешкался, чтобы убедиться получше. Держался он как всегда любезно – никакой нервозности, никакой наигранной веселости. Угостил конфетами, вопросов особенных не задавал. Так… поговорил о работе, о его, о моей, потом перешли на политику… Только ненормальный мог бы поддерживать такой тон, зная, что тебя только что разоблачили.
– И все же, Максимов, как вы думаете, не почувствовал ли он в вас какой-либо перемены? Это крайне важно. Подумайте хорошенько, постарайтесь припомнить весь разговор, каждую секунду. Вы ведь сам говорите: "страшные глаза… что-то со мной произошло"… Я вполне могу поставить себя на ваше место: сын лучшего друга, а тут такой сюрприз… Дай бог, чтобы он ни о чем не догадался!
Максимов вдруг вспылил:
– Откуда мне знать, черт побери! Разве это сейчас самое важное? Чего ты с ним церемонишься? Арестуй его, и дело с концом. Тоже мне методы – цепочки, побрякушки! Раз он у вас под подозрением, чего волынку тянуть? Кому было нужно разыгрывать это представление и тратить на него столько времени?!
– Правильный совет дал тебе Максимов, – сказал я старшему лейтенанту, который все время не спускал с меня глаз, надеясь, что я наконец его похвалю. – Раз уж взялся действовать на свою голову, надо было довести дело до конца… Надо было немедленно арестовать самозванца или в крайнем случае предупредить наших сотрудников не упускать его из виду. Если он почувствовал что-то подозрительное в поведении Максимова, если догадался, что разоблачен, он ни за что не станет ждать появления милиции. Он или попытается сбежать, или избавится от этого свидетеля – так же, как от Половянского. Он понимает, что бессмысленно предлагать Максимову деньги. Такого человека не купишь – это тебе не Половянский. Я даже удивляюсь, как он не попытался устранить его сразу же? Скорее всего, просто поддался панике или решил, что обстановка неподходящая. Скоро мы и это узнаем… Ты отдаешь себе отчет, что именно в этот момент самозванец, быть может, обдумывает, как избавиться от Максимова?
– Что вы, товарищ полковник, не пугайте!
– Я тебя не пугаю, но надо было фазу поставить в известность меня или даже генерала. Оставил на произвол судьбы Максимова, упустил преступника и ждешь, чтобы пришел я…
– Я растерялся, товарищ полковник. Максимов меня запутал – то одно твердит, то другое. Хотя думаю – он себя не выдал. Поэтому я и… К тому же на арест нужен ордер?
– Ордер, говоришь?
Больше Пырван не смел поднять на меня глаз. Понял мой намек. Да и я его понял. Он явно ожидал похвал, благодарности, крепких рукопожатий, а вышло что? Да, в этот раз наказания ему не избежать, а уж насчет похвал – время покажет. Как говорится, поживем – увидим, как нам оценивать действия борца и разведчика Пырвана Вылкова. Тем не менее уже сейчас можно сказать, что впредь его будут ставить в пример как человека, обладающего гибким умом, умеющего найти оригинальный подход к разработке собранного материала, будут говорить о нем как о разведчике, сочетающем яркую индивидуальность с цепкой памятью и умением отдать должное даже самой незначительной детали. Казалось бы, пустяк – цепочка от часов, однако он сумел и его использовать! "Геркулес и Марко Королевич тоже прибегали к хитрости"… Что ж, можно его только поздравить! И оставим в стороне вопрос о том, в чем еще Пырван может служить примером. Этим я займусь сам!
– Здесь на углу есть телефон. Звонишь в Управление и от моего имени приказываешь немедленно арестовать преступника. Я в это время забегу ненадолго домой, а то жена, наверное, с ума сходит, думает, что я под машину попал. Потом вместе проведаем Максимова, будем надеяться, что с ним за это время ничего страшного не случится.
– А что с ним может случиться, если по пятам Лже-Чамурлийского уже идут наши люди?
– Что угодно может случиться. Отчаявшись, преступник может стать безумно смелым и беспощадным. Представь себе, что он исключает всякую возможность вмешательства милиции. Другими словами, считает, что этот трюк с цепочкой всего-навсего личная инициатива Максимова. С милицией ему справиться не под силу, но с одним человеком… Такие вот дела, дорогой мой… Ладно, беги скорее звонить! Монетки у тебя есть?