—А я требую, чтобы ты их побеспокоила, —монах, и без того плохо скрывавший своей неприязни к Айнет, более не таил свой резкий требовательный тон. — Зови их, немедля!
—Отец тотчас спросит меня, по какому праву я препятствую ему сну. Что мне сказать, о, мудрый монах? —с показным равнодушием отвечала девушка.
—Ты-ы... —монах запнулся, будто укусив себя за язык, —скажи, что верным из паствы Самуса-нашего спасителя надлежит порой подкреплять свою веру делом. Вот так и передай!
—Так вы за золотом пришли, святый отче? —усмешливо отозвалась непокорница. —Стоит ли презренный металл душевного спокойствия моих родных?
—Тебе этого знать не положено, бесстыжая девка! — взорвался гневом старый монах, — я сказал, зови их сюда!
—Как горячи вы, желая заполучить блага моего дома, добрый монах. Что сказал бы на это святый Самус-спаситель?
—Он сказал бы, что ты ведьма, и что ты не смеешь так говорить с клериком Его церкви, мелкая п-пакостница! —Орток кричал на всю улицу, дёргая во все стороны руками, что прозрачно намекало на то, как ему хочется ударить девчонку по лицу.
—Вашим речам сегодня не достаёт праведности, добрый монах. Ей не достучаться сквозь мирянскую прижимистость моего семейства. Уверена, в следующий раз вы найдёте более вдохновенные слова для нас. Сейчас же...
—Заткнись! —рявкнул монах и нанёс девушке удар тыльной стороной ладони.
Айнет охнула, сделав шаг назад, бросила неясный взгляд на старика, после чего сухо сказала:
—Заходите.
Задрав длинный сгорбленный нос и победоносно ухмыльнувшись, клерик почти было вошёл внутрь как резкий удар дверью лишил его равновесия и заставив неровно попятиться назад.
—Проклятущая дрянь! — раздалось по ту сторону двери, ручку которой принялись судорожно дёргать на себя.
Айнет вздохнула. Её отношение к Церкви было сложным —та слишком стремительно входила в умы и сердца горожан Сейм-мораса, и неясно, что несла собой больше, то ли прогресс, то ли закрепощение. Как минимум, появление нового духовного ориентира в городе ознаменовалось новой податью, ещё не закреплённую городским эдиктом, что не мешает наглым церковникам побираться по домам новоявленных верующих. Прежние культы природы тоже требовали подношений, но они имели ежегодичный характер и давали представление, во имя чего приносится жертва. Адепты же Церкви Самуса-спасителя ежемесячно обирали горожан, казалось, исключительно в свою личную пользу. Кузнечное дело приносило хороший доход Хрольду и его семье, позволяя тем не проводить жизнь в беспрерывном труде, но Айнет никогда не отличалась расточительностью и, вместе тем, жалела семейные деньги, порывистая мать всегда намеревалась истратить на какой-нибудь глупый праздник или дорогую безделку. Ну а люди вроде Ортока и близко не заслуживали отцовского золота.
—Я слышал шум, —раздался отцовский голос со стороны лестницы.
—Да-а, —растерялась Айнет, —кажется, то был монах из Церкви. Он, должно быть, упал или поранился.
—А сюда он не стучал? — спокойно спросил Хрольд.
—Может и стучал, но когда я открыла дверь, он уже уходил.
—Ходить по домам, будто какие-то сборщики налогов — не нравится мне это дело. Таким сколько не дай, будет мало. Нужно поднять вопрос на совете горожан, пока их поборы не стали нормой.
Всё ещё сонный, Хрольд подался к кухонному столу.
—Хочешь есть? —спросил он, снимая покрывало со вчерашнего пирога.
—Я дождусь обеда.
—Знаю, что ты не любишь это — есть за общим столом, — заговорил кузнец, разжигая печь. — Я оказываю тебе дурную услугу, позволяя больше того, к чему привыкло наше общество. Ты ведь знаешь, что про тебя говорят?
—Я знаю, — покорно отозвалась Айнет.
—Но я не могу... не хочу тебя ограничивать. Возможно, это ошибка. Но... я хочу, чтобы ты была счастлива. И я знаю, что тебе не нужны ни платья, ни украшения, — Хрольд откусил от пирога, —ни даже вкусная еда тебя не волнует. Что тебе нужно это чтобы никто не мешал тебе быть собой, и я позволяю это.
—Я благодарю тебя за это, —ответила Айнет, подойдя к столу и помогая отцу устроить завтрак.
—Потому что ты мне дорога, девочка моя. В тебе я вижу нечто такое, чего нет в других — ты свободна душой, тебя ничто не сдерживает. И, возможно, ты покинешь меня слишком рано, потому что тебе тесно здесь, в этом мокром городе.