—Не уверена, что в других городах мне встретятся такие же добрые и понимающие люди, как ты, папа.
Кузнец мягко приобнял дочь.
—Это и тревожит меня. Мир меняется, но не становится добрее к тем, кто заслуживает этого более всего.
Мужчина протянул тарелку с выпечкой.
—Садись со мной.
Молча кивнув, Айнет приняла приглашение.
—У меня в кузнице есть один парень, Мар... Марлек... кажется, так его зовут. Он неплохой.
—Перестань.
—Я знаю-я знаю. Но он и впрямь неплохой. Всегда вежливый, всегда чистый, для кузнеца-то. Он спрашивал о тебе.
Айнет промолчала, ничто не выдало в ней ни единой эмоции.
—Просто присмотрись к нему. Вдвоём всегда проще, чем быть одному.
—Мне хорошо и одной.
—Это ведь непра... неважно.
Сегодня на площади открылся базар по случаю плодородной осени. Сходи, оглядись. —Хрольд протянул дочери монету, —Может найдёшь что купить домой.
—Я обычно не покидаю дом по воскресениям, —слегка озадаченно ответила девушка.
—Сегодня наказываю тебе это сделать. Мир не в твоих книжках, Айнет, он вокруг тебя. Потому отправляйся.
—Как скажешь, папа.
Айнет подалась к двери, молча миновав убирающуюся по дому мать.
—И хоть бы предложила помочь, — недовольно скривилась та.
—Я уверена, пыль дождётся меня до понедельника, — не поворачивая головы, ответила Айнет.
—Сегодня воскресенье, Квила, —протянул Хрольд, наливая в кружку медовую брагу, — нашла бы и ты увлечение себе по душе, чем тереть эту несчастную пыль.
—И что тогда обо мне скажут другие? Хватит с меня и слухов о том, что я плохая мать.
—Плохая мать, чья дочь трудится в Академической башне.
—И что с того, Хрольд! — Квила швырнула веник на пол, — она не слушает меня. Не уважает меня! Делает что хочет, а не что ей надлежит делать, и всё с твоей подачи, Хрольд!
—Возможно, ты права. — отозвался он.
—Конечно я права, я...
—А возможно, прав я и только так наш ребёнок найдёт себе место в этом мире. Не мешай ей, Квила. Она уже почти взрослая, поздно её останавливать. Цени её, а не помыкай ею.
—С другими нашими детьми ты так себя не ведёшь, Хрольд, —прошипела Квила.
—Им неведомо, что свобода это ещё и ответственность за свои поступки. А ей ведомо.
Глава 3
К полудню было людно. Дворы наводнились горожанами, занятыми мелкой работой по дому или вовсе безмятежно отдыхающими. На главной площади Сейм-мораса начинался парад хаотичной торговли: расквартировывали товар многочисленные лавочники, ремесленники предлагали услуги как по ремонту домашней утвари, так и по изготовлению диковинок — кто обещает вырезать медальон супружеской верности из дуба, а кто и кольца из серебра и меди. Приезжие в город из южных земель артисты готовились развлекать толпу каждый как был способен. И толпа назревала, неспешно, но неуклонно стекаясь на базар со всех концов Сейм-мораса, не столько с целью купить что-то полезное, но отовариться от безделья — ведь в этом вся радость, в безрассудстве в праздничные дни. Кое-кто в этом деле был особенно проворен — подле мостовой уже можно было увидеть пару пьяниц, что навалились на изобильный дешёвый эль, сваренный из хлеба и яблок. Хмурые послушники Церкви Самуса-спасителя, не имеющие большой власти, лишь погоняли прочь дебоширов и совсем уж наглых проституток, в остальном вынужденные подчиняться ленивой до всяких бдений бароновой страже. День обещал быть людным и шумным, и хоть Айнет не любила ни первого, ни второго, в ней, однако ж, проснулось любопытство от вида родного города в столь раскрепощённом состоянии духа. Да и занимательные безделушки не были девушке чужды — отец когда-то подарил ей серебряную брошь с резным орнаментом, так мать тотчас отобрала её, дабы легконравная дочь не потеряла ценную вещь.
Праздник шёл своим чередом, люди гуляли, торговались, пили, ругались — словом, веселились как умели. Айнет тенью ходила за спинами зевак, не упуская из виду ничего, что казалось ей интересным. У одного из подмостков, принадлежавшего труппе атлетов, Айнет невольно засмотрелась на девочку своих лет, что легко и свободно прыгала меж узких брёвен, вбитых вертикально в землю, исполняя в процессе всевозможные реверансы. Не зависть, но мысли о том, чего она могла бы, но не умеет, посещали Айнет нечасто, но это был тот случай. Зазывала предлагал доброй публике мотивировать своих артистов на продолжение шоу, и Айнет, поддавшись настроению, вручила дельцу монету с прошением, нет, требованием того, чтобы интересующая её артистка показала всё, на что способна. Но стоило той продолжить как вдруг по спине Айнет пробежал незваный холодок —будто бы кто-то смотрит на неё, внимательно, вкрадчиво, не отводя глаз. Девица резко обернулась, но увидела лишь окруживших её мамочек с детьми, да пару хмельных стариков. Потеряв интерес к зрелищу, Айнет поспешила покинуть это место. Шёл четвёртый час от полудня и хоть народ начал понемногу расходиться, но вокруг циркачей и трубадуров люди клубились тесными рядами, и Айнет почти что продиралась через пивные животы и сутулые спины зевак. В один момент, ловко ныряя меж двумя батраками, грязными настолько, будто бы они спят в хлеву со свиньями, девушка краем глаза уловила на себе взгляд. Тёмный взгляд, хищный и чуждый. Так смотрят на невинную душу, которую хотят загубить во утоление собственной жестокости. Ей не привиделось это — кто-то следует за ней. Кто-то, кого всеми силами следует избегать. Проскочив ещё несколько рядов и почти было выбравшись с площади, беглянка споткнулась о неровный камень брусчатки и к собственной неожиданности полетела вниз.