Ветер почти утих, снег падал с неба крупными хлопьями, лениво кружащимися в воздухе. Казалось, метели отступили, и скоро наступит обычная зима. Со снегами, ветрами, морозами, но уже привычными, не несущими в себе никакой угрозы. В это хотелось верить. Очень хотелось.
— Затишье перед бурей, — произнес за ужином градоправитель, когда Питер высказал свои предположения. — Так бывает всегда. Все словно бы успокаивается, и это спокойствие может продлиться несколько суток. А потом начнется самая страшная буря. Никогда не угадаешь, этот момент. Поверьте мне, мой мальчик, еще рано расслабляться. Самая сильная буря этой зимы впереди.
И Питер поверил. Он точно бы чувствовал ее приближение. Буря. Беда. Сама смерть словно бы надвигалась на Барглин, собираясь пожать свой урожай.
Молодой человек замер напротив камина. Прислушался. Тишина в особняке звенела. Даже слуги и те затаились по своим углам. Огонь в камине трещал, но не уютно и умиротворенно, как то бывает, а словно бы… предупреждающе. И еще больше нагонял тревогу. Сердце билось слишком часто, дыхание прерывалось. Питер чувствовал, что задыхается в четырех стенах. Ему не хватало воздуха.
Он вздохнул. Упал в стоящее рядом кресло и, поджав колени к груди, принялся смотреть на пламя. И чудилось ему в огненных завитках нечто такое, от чего по коже побежал озноб.
Он видел мать, постаревшую раньше времени от частых родов и тяжелой работы, отца, согнутого тяжелым трудом, с почерневшей от загара шеей. Загар этот никогда не смывался, бледнел немного за время зимы, но стоило только сойти снегам и начать пригревать весеннему солнцу, как он возвращался. Он видел братьев и сестер, такими, какими они были в то лето. Босоногими, худыми, чумазыми. Смог рассмотреть во всполохах огня супругов Барроу. Никого из них давно уже не было на этом свете. Они ушли к богам. В камине треснуло полено, поднимая вверх сноп искр. В этом фейерверке Питер вдруг рассмотрел ее лицо… Совсем молодое, не тронутое ни временем, ни испытаниями. Седые волосы свисали по бокам неопрятным патлами, а глаза… в них словно бы отражалась вся мудрость веков. Глаза старухи на лице совсем еще юной девушки.
Питер вздрогнул и очнулся от своего наваждения. Встряхнулся весь.
— Последняя буря? — прошептал он, поднимаясь на ноги. — Что-то она принесет всем нам.
За окном по-прежнему безмолвно падал снег.
Приоткрыв дверь, Питер прислушался. В особняке царила мертвая тишина. И это было ему на руку. Он спустился по лестнице, совершенно бесшумно, даже успел сделать несколько шагов по холлу, прежде чем его остановил вкрадчивый голос градоправителя:
— Ты тоже не можешь уснуть, мой мальчик. Это зима. Буря, что идет на Барглин. Она волнует умы, тревожит души. Так было всегда.
Питер замер на месте, сглотнул и медленно обернулся. Гроуди стоял возле лестницы, в халате и домашних мягких туфлях, в одной руке он держал широкий бокал с коньяком, вторую спрятал в кармане. Не надо было быть провидцем, чтобы понять — там оружие. Питер усмехнулся. Его маневр не остался незамеченным.
«Теряю хватку, — пронеслось в голове, — раньше бы никто не смог раскусить меня так легко. Это все спокойная жизнь».
— Составишь мне компанию, — градоправитель не спрашивал, и ждать не стал. Резко развернулся и направился в свой кабинет. Питер последовал за ним, сжимая кулаки.
— Знаешь, мой мальчик, — сегодня Гроуди был слишком разговорчив. Слишком, по мнению Питера, и это не могло не насторожить. Градоправитель приблизился к столику у камина, выложил из кармана револьвер и только после этого налил коньяк во второй бокал. Протянул Питеру, — я всегда знал, что они существуют и все эти рассказы о волчьей ночи, когда кровь льется рекой, не выдумки. Слышал, наверное, как лет пятьдесят назад, волки напали на город? Тогда мало кто выжил, но старики до сих пор переговаривают эту историю. Она обросла подробностями, которых не происходило и в помине.
— О чем вы? — осторожно спросил Питер, принимая бокал. Он не торопился пить. И садиться, тоже не спешил. Смотрел на градоправителя и сейчас, в этом вот домашнем виде, в отблесках пламени камина, этот человек казался ему… безумно старым. Даже древним.
— Ты все понял правильно, — усмехнулся Гроуди. — Ни за что не поверю, что прожив год с одной из них, так и не догадался, в чем дело.
Питер молчал. Всматривался в лицо своего собеседника и не торопился что-то говорить.
— Мой дед был оборотнем, — Гроуди словно бы не мог больше молчать. Питеру казалось, что старик градоправитель испытывает потребность в том, чтобы выговориться, излить душу. Только вот ему откровенно не нравилось, что слушателем выбрали именно его. Свидетели долго не живут, а Питер рассчитывал прожить еще не один десяток лет. Детей вот завести хотел. — А вот отец и я… мы родились людьми. Я с самого детства жил с этим.