Вот сожрут меня, молодую и красивую, пусть потом эта волчья рожа поплачет! Пусть знает, из-за кого дева невинная так рано с землёй-матушкой простилась, а с медведем-батюшкой повстречалась. Я обдумала идею ещё раз и, на всякий случай, уточнила в обращении к богам, что это было не желание, а просто красивый образ. Эх, телка бы мне с собой… Спела бы медведю "ты не тронь мою головушку, а сожри мою коровушку". Ну как помогло бы.
Я почти смирилась с горькой судьбинушкой и была готова сгинуть в утробе местного зверья, дабы тем самым попрекнуть несостоявшегося жениха, но мою решительность поколебал здоровенный волчара, вынырнувший из кустов с просьбой не реветь.
Я завизжала.
Изданный вопль, если и не распугал медведей, позарившихся на мое бренное тело, то точно надолго отбил им аппетит.
Волк остался стоять на месте. Только выпустил из челюстей туго свёрнутый кулёк тряпок.
— Ах ты скотина!
Недолго думая, я кинулась на Серого с кулаками.
Волк вяло уворачивался и пару раз для устрашения клацнул зубами, что никак не остудило мой боевой пыл. Все-таки, в темном лесу лучше свой оборотень, чем чужой волк. Хотя все равно страшно.
Довольно скоро я пожалела о завязанной разборке. После драки сил на скандал уже не было, а устраивать маленькую взбучку не хотелось, а то ещё решит, что ему всё с рук… тьфу, с лап сошло.
— Ну ты, мать, дала! — восхитился волк. — Я за тобой еле угнался! Мне вот только интересно, дорогу отсюда ты сама смогла бы найти?
Я смущенно ковырнула носком сапога дерево. Вот обидно-то! Оказывается, я не только догнала Серого, но ещё и обогнала.
— Ладно, — Серый досадливо махнул хвостом, — я тебя провожу до деревни и разойдёмся миром.
Я опешила от такой наглости. "До деревни и разойдёмся"! Да я его живого после этого загрызу!
Когда парень превратился обратно в человека, ругаться с ним стало значительно легче — не смущали клыки. Серый натягивал одежду, изрядно обслюнявленную и кое-где порванную острыми зубами. Я подглядывала. И попутно перечисляла причины, по которым лучше в омут с головой, чем за него замуж.
— А ещё ты готовить не умеешь, — Серый прискорбно кивнул, подтверждая, что и правда не умеет, тактично умалчивая, что, вообще-то, я тоже, — и скотина домашняя тебя бояться будет, и штаны у тебя драные.
Пытающийся рассмотреть свой зад Серый походил на щенка, гоняющегося за хвостом. Махнув рукой на безнадёжное занятие, он уточнил:
— Больше ничего не забыла?
Я честно задумалась и радостно подвела итог:
— Неа. Так что кому ты, окромя меня, нужен.
Серый сел рядом и строго посмотрел мне в глаза. Взял за руку (о-о-о-ох!) и попросил:
— Фрось, я ведь тоже не железный. Давай, ты лучше заорешь, ну там, "волк! убивают!" и убежишь в деревню. А я покажу, в какую сторону бежать. А то смотри, правда женюсь. А зачем тебе… оборотень… Только жизнь ломать.
Я молча сунула Серому под нос кукиш. Нет уж, хватит, наоралась. Последний раз покосилась в сторону, где предполагаемо находилась деревня, и твердо заявила:
— Вот и ломай. Лет на сорок меня хватит. И вообще, целуешься ты плохо.
— Ну, это ты врёшь, — возмутился Серый.
— Это я вру, — с удовольствием подтвердила я.
Опровержение не заставило себя ждать.
Момент был слишком хорош, чтобы таковым оставаться.
— Так значит, да?
О! Этот голос я узналю из сотни! Ни от одного голоса так не хочется удавиться, как от голоса Гриньки.
— Выставили меня дураком на всю деревню, а теперь милуются? Ничего, не долго вам, оборотням поганым, людей пугать! Всех вас изведу! Вот этими самыми руками…
— Гринь, шёл бы ты отсюда, — мирно предложил Серый, — а то ведь и цапнуть могу.
Я тогда даже испугалась. Гринька редко выглядел страшным, хоть и был куда крепче Серого и вдвое упитаннее. А уж в дружеских объятиях не то что волка, медведя задушил бы. А вот казался мне Гринька смешным. Эдакий бычок молодой. Голова не соображает, а рога чешутся. Но глаза у него были как неживые. Безумные совсем. Страшные глаза. И столько в них злости, ненависти, сколько не должно быть у человека. Хорошо, что нагнал он нас только сейчас. Встреться я с ним в лесу один на один, неизвестно, чем бы дело кончилось. Вряд ли чем хорошим.
Гринька взвизгнул, как оскорблённая девка, и кинулся на Серого, на ходу выхватывая немалый нож, которым, наверно, когда-то его папа потрошил зайцев. Хороший нож. Я успела позавидовать.
Серый легко увернулся и наподдал Гриньке коленом пониже спины. Несостоявшийся жених позорно рухнул у моих ног. Встать он уже не пытался, только приподнялся на локте и страшно вращал глазами, брызгая слюной: