— А в Торжке ваши друзья живут, да? А они мне работу подыщут, да? А ничего, что я не слишком аккуратный, нет?
Заставить Надею замолчать оказалось непосильной задачей. Из-за давно опостылевшей кочевой жизни за возможность вернуться в город он хватался, как за последний пирожок в лотке. Неудачливый разбойник пытался принести хоть немного пользы, советуя и постоянно путая наиболее короткие тропки с наименее проходимыми, помогая мне перелезть через каждый мало-мальски неудобный сучок и боясь потерять спасителей из виду даже на долечку.
— Ой, а где же?… — испуганно озирался Надея в поисках Серого.
— Да здесь я, — донёсся из кустов недовольный голос.
— Вы, главное, не отставайте!
Надея успокаивался ненадолго, чтобы вскоре снова начать расспросы.
Мы старались болтать поменьше, только чтобы поддержать разговор. Незачем случайному попутчику вдаваться в подробности чужой жизни. Не то что бы мы считали, что Надея побежит искать наших преследователей в попытке выручить монетку… Хотя нет, Серый именно так и считал. Но всё равно предпочёл рискнуть и проводить бестолкового, помочь хоть мало устроиться. И на что надеялся, непонятно.
— Так, говоришь, разбойников в лесах развелось? — я попыталась увести разговор из опасного русла вопросов про семьи и друзей.
— Как собак! Особенно в последние годы, — с готовностью поддержал Надея, — всяко легче, чем по-честному работать. А народ нынче такой…
— А ты что же? — намеренно равнодушно поинтересовался Серый, — если разбойничать легче, что у тебя не заладилось? Неужто настолько с добычей не везёт?
Надея внимательно рассматривал носки сапог, сбивающие бусинки росы с папоротников:
— Не везёт, — вздохнул он, — ну как можно у стариков последние деньги отобрать? Они, может, ту муку на продажу со всей деревни собирали по горсточке. Или девки толпой едут. Весёлые! Песни поют, радуются… Неужто я в них… стрелой? Пусть им.
— Жалеешь народ, стало быть? — заключил Серый.
Надея обиделся, приосанился.
— Как жалею? Нет, не приучены мы жалеть. Всем есть надобно. И нам, разбойному люду, тоже. Просто не везёт мне на прохожих.
— А если повезёт, — возмутилась я, — то и пристрелить не жалко?
Душегуб вконец смутился. Серый заржал:
— Ничего-ничего, сейчас на найдём тебе какую беззащитную старушку, отберёшь у неё кошель и враз повеселеешь!
— Нет, ну старушек-то зачем? Ладно купец какой…
— Так ты ещё выбирать будешь?
— А чего вы… Говорили, работу честную найти поможете, а сами на грех подбиваете…
— Значит, всё-таки на грех? — удовлетворённо заключил Серый, — ты уж определись, тебя от разбойного ремесла коробит или просто с добычей не везёт.
Надея фыркнул и ушёл вперёд, показывая, что вовсе и не с нами идёт, а просто в одну сторону. Впрочем, вскоре притормозил, вернулся. Вид у него был покаянный. Как ни стыдно было признавать, что не ту дорожку выбрал, оступился, а приходится.
Мужчины… И почему они всякий раз пытаются казаться хуже, чем они есть?
Волк внутри мужа нервничал. Чем ближе к городу мы подходили, тем больше запахов гуляло в лесу. Зверю не нравилось, что унюхать те из них, что таили опасность, становилось сложнее. Кто поручится, стоит ли на ближайшей поляне отряд наёмников или просто купцы заехали передохнуть, экономят на постоялом дворе?
Солнце давно означило полдень, и шаловливо выглядывающие из-за веток лучи становились всё рыжее, припекали по-особому, нехотя отдавая последнее на сегодня тепло. Вроде и печёт ещё, а кожей чувствуешь, скоро придётся накинуть на плечи плащ. Ноги отзывались приятной усталостью, обещавшей завтра вновь стать тупой болью. Я с наслаждением потянулась, твёрдо решив, сегодня я молодец — шла весь день и ни разу не пожаловалась. Поэтому на стоянке не буду делать решительно ничего. Пусть Надея откупается за нашу доброту: собирает хворост, готовит вечерять. Он вроде и не притомился вовсе, вон как бойко скачет через корни выворотней. Надея без умолку болтал.
— И зачем мы взяли его с собой?! — сетовал Серый, — хорошо же шли, своей дорогой. Нет, понадобилось пожалеть дурака. Только отвлекает своей вонью.