— Чего стоите? — сварливо поторопила нас стражница, — три медьки с носа и живее, живее мне тут! Неча толпиться.
— Бабушка, — охнула я, — это ж как вы тут?
— А что, бабушка уже и денежку лишнюю заработать не моги? Что встали, как вкопанные!
Старушка, хоть и поторапливала нас, упрямо стояла в дверях, всем своим видом демонстрируя, что бесплатно никого не пропустит. Даже сухонькую ладошку на топорик положила для вящей убедительности.
Серый молча скривил губы в улыбке, Надея выдал что-то очень неприличное, выражая мысли по поводу. Муж вручил бабушке аж целую серебрушку, после чего грозная воительница, наконец, ушла из прохода, пуская нас в Малый Торжок. Монету, впрочем, недоверчиво попробовала на зуб.
Внутри, чуть в стороне от ворот, укутавшись в старенькое одеяло, спал мужичок. Возле него аккуратно в рядок стояли глиняная крынка, в каких я в детстве носила в поле молоко, луковица с кусочком сала на тряпице и надкусанная с разных сторон краюха хлеба.
— Вот, внучку принесла, — смущённо призналась старушка, завоевав моё окончательное восхищение, — притомился, милый. Так я за него туточки стою. Кому ночью-то в город надо? Разве что совсем пропащим, а с них и взять нечего.
— Надея обиженно закашлялся.
Старушка пристально осмотрела его с ног до головы, но поправляться не стала, твёрдо решив окрестить нас «пропащими».
— Ну мы пойдём? — я зачем-то спросила разрешения и всё боялась, что бабушка обидится, неправильно расценив мою невольную постоянную улыбку.
— Идите, идите, — разрешила стражница, не оборачиваясь на нас и умилённо рассматривая сопящего внучка.
Надея робко барабанил пальцами в двери харчевни «Весёлая вдова». Задвинутый на ночь засов никто не торопился открывать. И не мудрено: после первых петухов кому вдруг может понадобиться проситься на постой? Да и едва слышное царапанье двери могло разве что мышей со столов спугнуть. Хотя мыши — твари наглые. Пожалуй, и они бы не испугались. С каких это пор тут вообще засовы держат?
— Дай-ка я, — я оттеснила Надею плечом и забарабанила уже по-хорошему. — Хозяева! Отворяйте!
Куда там! Харчевня огромная, а Агриппина с Тихоном всегда спали под самым чердаком. Я, конечно, надеялась, что хозяйка по своему обыкновению сидит до поздней ночи в каморке у кухни и разбирает накопившиеся документы да расписки. Но то ли привычки за столько лет у Агриппины сменились, то ли время было уж очень позднее. Словом, до утра мне мягкой постели не видать. Я было повернулась к мужу пожаловаться, но углядела лишь мелькнувший в паре саженей силуэт — Серый перемахнул через забор во внутренний дворик. Из-за забора донёсся очень узнаваемый рык. Перепуганный Надея задрожал всем телом.
— Собак пугает, — смущенно объяснила я мужичку. Благо, Надея не знал, что любая ценящая свою жизнь собака при приближении оборотня забьётся в будку и не станет носа казать.
А помогло!
Одно из верхних окошек почти сразу засветилось. В проёме показалась озабоченная физиономия Тихона. Кто другой бы не разглядел гостей в полной темноте, а и разглядев вряд ли бы узнал, чать не один год с нашей встречи прошёл. Но старый привычный волк только потянул носом и расплылся в улыбке:
— Гости дорогие! Сколько лет-сколько зим?!
— Кто там? — рядом с Тихоном в окно высунулась заспанная Агриппина в необъятной ночной рубашке и совершенно очаровательном чепце. Опасно перегнувшись через подоконник, она подслеповато щурилась в темноту, но увидела только две тёмные фигуры.
Тихон придержал за талию чуть не выпавшую из окна жену, не без труда втянул её обратно, что-то шепнул, указывая на нас. Агриппина аж подпрыгнула:
— Фроська! Никак, правда ты?!
— Я! Впустите переночевать?
— Да что ж мы, в самом-то деле?! Тут такие гости, а мы их на улице держим! Тихон, отворяй двери. Я сей же час буду!
Хозяева шумно завозились, попутно роняя мебель. Слышно было, как Тихон чуть не кубарем сбегает по ступенькам. Наверняка всех постояльцев перебудили. Надеюсь, люд у них не шибко любопытный сегодня. Когда Тихон спустился, наконец, на первый этаж и с широкой улыбкой открыл, Серый как раз подходил ко входу. Уже с яблоком. Успел же стащить! Надкусил, поморщился «фу, кислое» и выбросил, брезгливо вытерев руки о штаны.