— Но в Городище я с тех пор не езжу, — закончил рассказ Деян, — и вам не советую. В Торжке оно поспокойнее.
Я улыбнулась, вспомнив весёлого Деяна. Долго же я благодаря его байкам буду мужу напоминать, как ему полагается через плечо плевать и под землю проваливаться. Быстро согнала улыбку с лица — я же сегодня недовольная жена.
- Хочешь, чтобы я шла молча? Забери сумку, — я протянула Серому поклажу. Не дело это, хрупкой женщине тяжести таскать.
Серый хромал на переднюю лапу, качался от любого мало-мальски сильного порыва ветра и вообще выглядел замученным и больным. Но подлечиться несколько дней в Торжке или хотя бы уменьшить длину дневного перехода отказывался. Приходилось вдалбливать мысль об отдыхе более грубыми методами.
- Как?! Волк с сумками? Ты их сверху, как на лошадь, навьючишь или в зубах нести?
- В зубах так в зубах, — согласилась я, — не все мужу масленица. Или мы можем устроить привал. Заодно и руку твою осмотрю.
- Никаких привалов. Нам ещё идти и идти. Ну зачем, зачем я на ней женился?! — воззвал зверь к безмолвствующим небесам, — Ах да, вспомнил! Ты же моим мнением и не поинтересовалась.
От возмущения я целых три сажени молчала. Краткая передышка для мужа, которого я решила довести до белого каления.
— Насколько я помню, ты передо мной на коленях ползал, умоляя стать твоей женой!
- Между прочим, — заметил Серый, — я стоял на коленях у умирающей и беззащитной девы. Меня никто не предупредил, что по выздоровлении она станет неугомонной и вредной бабой. И вообще, это уже после было.
- Но ведь на коленях! На коленях же! — восторжествовала я.
По дороге от Бабенок к Безречью шёл волк с навьюченными на него сумками. Волк постоянно обеспокоенно оглядывался, клацал зубами, рычал и иногда огрызался вполне по-человечески. Но лечиться всё равно отказывался. Следом медленно, демонстративно волоча ноги и спотыкаясь шла молодая женщина. Крохотный узелок, вкусно пахнущий ватрушками, она несла сама (столь ценную поклажу мужу кто ж доверит!), но с таким видом, будто весил он как грехи всего мира. Да, не каждый прохожий подобную картину воспримет спокойно. Если издалека волка ещё можно принять за собаку (хотя какой деревенский житель их среди бела дня спутает?), то его умение говорить человеческим языком никого не оставит равнодушным. Превращаться Серому я пока запретила. На волке полученные раны заживут куда как быстрее, а поскольку от лечения в человеческой форме он увиливал всеми возможными способами, выбора у нас не было. Ничего, подзатянутся шрамы, остальное и травками долечим. Идти через лес, прячась от прохожих, я отказалась. Ну как муж свалится и не встанет? Я же его не доволоку до помощи. На тракте как-то спокойнее. А волк, если что, и в кусты нырнуть может.
— Я устала, — ныла я, — почему мы не отдохнули ещё немного в Торжке? Руку бы твою не тревожили. Никто за нами не охотится. Кому мы нужны на другом конце страны?
— Следы хорошенько запутаем и можно будет передохнуть, — решил муж, — а на ночлег у озера. Тут скоро Синь должно быть.
На ночлег у озера! Опять комаров кормить. В «Весёлой вдове» в каждой комнате от кровопийц герань стояла. И постели мягкие. Справедливости ради, спать на наваленных поверх горячего кострища веток было не менее удобно. Даже, пожалуй, приятнее. Особенно, когда под боком большой пушистый и тёплый волк. А вот живность и правда донимала. Особенно блохи, в огромном количестве с этого самого волка скачущие. Но я злилась на мужа за скорый отъезд из Малого Торжка и за отказ лечиться. Знаю, что на нём все увечья заживают как на собаке. Ну так и он мне муж, а не пёс дворовый. Поэтому изображать вредную сварливую жену было особенно приятно. В конце концов, станет ценить меня в хорошие дни. Когда до озера осталось рукой подать, даже я почувствовала запах воды. Стемнело уже почти полностью и мало что удавалось разобрать, но чёрная гладь, выглядывающая из-за деревьев, так и манила таинственностью. Где-то в камышах вопили на разные голоса лягушки — куда без них! А в идеально ровном блюдце отражались первые робкие и бледные звёзды. Серый не выдержал — первым побежал к озеру, распугивая квакающий хор, наклонился полакать воды.
— Фу! — возмущённо возопила я. — Она же грязная! Я потом с тобой целоваться не буду!
Муж возмущённо посмотрел на меня, стряхнул сумки на берегу и залез в озеро уже целиком, с удовольствием выполаскивая дневную пыль из шерсти. И, конечно, отряхиваться полез рядом со мной.
— Куда же ты, душа моя?! — взывал он, — не убегай! Обними суженого!