— Милая, я же ничего плохого! Для вас старалась! Чтобы муж тебя любил и на сторону не смотрел!
— Странные у вас методы какие-то, — я ухватила со стола увесистую миску, раскидав по полу большую часть репы, — я тебе сейчас…
— Ну всё, всё, — заголосила травница, заслоняя лицо руками, — сдаюсь!
Серого привели в чувство пара оплеух и холодная вода. Бажена едко комментировала из угла, но не мешала, полностью признав поражение. Да и зелье, справедливости ради, на Серого не шибко подействовало. Человека, может, опоить можно, но зверя не обманешь. В качестве извинения ведунья предложила нам ночлег. Соглашаться не хотелось, — я всё ещё ждала подлости — но вряд ли бы нас среди ночи впустил в дом кто-нибудь ещё. Хотя лучше бы уж в лесу остались.
Ночью я несколько раз просыпалась и шипела Серому на ухо о страшных муках и жутких (слегка дополненных моим живым воображением) божественных наказаниях за измену. Серый в ответ сопел, лягался и умолял дать ему выспаться, клятвенно обещая, что никогда ни к одной женщине, включая меня, не прикоснётся. Угроза была серьёзная и я притихла, на всякий случай привязав его поясом к кровати и продолжая запугивать уже шёпотом.
К утру я была дёрганая и невыспавшаяся, зато довольная: с испугу скрутила Серого таким мудрёным способом, что в самое важное место поутру он отлучиться без посторонней помощи не сумел. Я, даже проснувшись и отсмеявшись, освободить его не смогла — пояс пришлось резать. Хорошо, хоть не свой взяла.
Дом травницы мы покидали второпях: Бажена возжелала угостить Серого напоследок «лечебным отварчиком», от которого, как и от хитрой физиономии хозяйки, за версту несло любистоком. Корни петрушки недвусмысленно выглядывали из кармана передника.
Пока я искала по дому ненавязчиво припрятанные ведуньей штаны мужа, Серый успешно заговаривал ей зубы и в этот раз ничего съестного не брал. Но когда Бажена нависла над ним с кочергой в одной руке (видимо, для ускорения действия зелья), отваром в другой и необъятной грудью посередине, пришлось спасаться бегством. Серый в ужасе придерживал порты, без утраченного пояса сваливающиеся с него на каждом шагу.
Ведунья поедала глазами быстро удаляющуюся филейную часть моего муженька.
Часть семнадцатая. Дружбу категорически прекращающая
Глава 17
Дружба до поры
Картошечка[i] была вкусная. С корочкой, ароматная, обжигающая и пачкающая пальцы золой. Именно такая, какую я люблю. Последнюю я отняла у Серого с боем, но есть уже не хотелось, поэтому я всё мяла её в руках. Друг не выдержал, наклонился и откусил кусок, чуть не отхватив мне пальцы. Я оскорблённо сгрызла оставшуюся половину и поплотнее запахнулась в одеяло — осенние вечера становились всё холоднее. Одеяло, как и картошку, заранее притащил Серый. Побег он хорошенько продумал, как только его турнула из дома Настасья Гавриловна. Вкусный ужин и тёплая одежда ждали припрятанными под колючими малиновыми кустами за огородами.
Я, конечно, повинилась, что холодный приём ждал Серого по моей глупости. Видимо, заботливая мама решила, что парень будет только мешать сватовству, да ещё и на драку с другими ребятами нарваться может. А он может, да. Я и сама его частенько поколотить собираюсь. Но поскольку добрых слов мой друг, как всем известно, не понимает, женщине пришлось перейти к более решительным мерам. Серый только рукой махнул и заявил, что, вообще-то и сам здорово её за утро достал и драку действительно пытался затеять, а топором она вообще не в него метила — в дровни кинула, просто он мимо пробегал.
Мы устроились у самой лесной опушки, на холме. Отсюда как на ладони были и сами Выселки и расходящиеся от них дороги: в одну сторону через Проходки к Пограничью, в другую к Малому Торжку. Тропка, бывшая когда-то дорогой до Ельников, совсем заросла и едва угадывалась, мы как раз на ней сидели. Вот и я так же сидела на распутье, не зная, что дальше делать — вернуться домой, повиниться? Понадеяться убедить маму, что дурное дело она затеяла? Она меня любит и наверняка поймёт. Вот только… Возраст и правда немалый, надо жизнь обустраивать. Не вечно же с Серым по лесам бегать. Но когда срок взрослеть пришёл, оказалось, что я понятия не имею, чего хочу. Быть может, правильнее дать кому-то решить за меня. Маме. Одному из присватавшихся женихов. Богам. Или слепой судьбе. Лишь бы не самой. Самой — страшно. Потому что тогда самой и ответ держать.
Вот сейчас бы в омут с головой, чтобы никто не заставлял взрослеть. Стану вечно юной русалкой и поселюсь в саженке вместе с болотником. Бегать босыми ногами по ручейку, несколько вёсен назад зазвеневшему от саженки к лесу. Через него меня сегодня романтично переносил Серый. Надо было видеть, как он прыгал по камням на мелководье, с упрямством пьяного великана путаясь в моей же юбке, но с рук не спускал: дескать, вода холодная, а мне ещё детей рожать.