С волос стекает большая, с горошину капля дождя, огибает высокие, острые скулы, минуя шею, шлепается сразу на ключичную косточку, отзываясь давящей тяжестью в штанах. Зайдя за спину, поднимаю руку, подцепив заколку в волосах. Еще вчера была просто бруском в кармане... Мокрые волосы падают на подставленное полотенце. Ловлю их в кулак, отжимая в махровую ткань воду.
– А говорил чужим нельзя волосы трогать, – голос дрожит.
«Боишься, что ли? Вот тебе и коллекционерша красивых мужиков. Так ты тогда сказала, а, Марья?»
Сильнее сжав кулак со светлыми прядями, наклоняюсь к затылку, жадно вдыхая ее запах.
«Чужим, говоришь? Нельзя, значит?»
Дождь смыл следы мыла и шампуня. Теперь от нее пахнет только дикой стихией и моей женщиной.
И это лучший аромат в мире. Никакие Габанны ему не конкурент.
– А если нельзя, но очень хочется? – глухо сиплю ей в висок. Тонкий, светлый волосок, потяжелевший от воды, чуть колышется от дыхания, щекоча ее ушко.
Марья ежится, ведет плечами и меня ведет следом. Вдруг резко, совершенно неожиданно разворачивается. Выпущенные волосы, метнувшись хлестко бьют по левому плечу, оставляя на нем мокрый, холодный след.
Даже если и хотела она что-то ответить, шанса я ей не оставил. Шаг вперед. Пятится. Еще один. А сам смотрю в глаза и тону, задыхаясь на этой глубине. Как под водой, не могу даже воздух в грудину набрать. Вдавливаю ее спиной в стену сруба, не оставляя ни лазейки для спасения. Прикрыв глаза веду носом от виска вдоль щеки, буквально дышу ею, желая наполниться изнутри этим ароматом и ничего не ощущать больше, кроме нее. Слышу, как шумно сглатывает, приоткрыв губы.
И сдаюсь.