- Зачем? Он ведь такой ценный? - недоумённо спросил жрец, не зная стоит ли брать подарок или вежливо отказаться.
В тусклом свете стало заметно, как женщина улыбнулась:
- Берите-берите, - сказала она, явно довольная собой, - Я лишь хотела оставить о себе хорошую память. Как-то я нашла за день сразу два таких корня. Один я хорошо продала, а второй - оставила. Мне казалось, он послан богами не спроста, его не стоит продать на рынке, он должен сослужить службу тому, кто в нём нуждается сильнее всего. Вам предстоит большой путь. Не всем суждено перенести его. Болота опасны. Знаете сами.
- Признаюсь, у меня нет такого, и я хотел бы его иметь. Что же до богов, думаю ты и сама знаешь. - Истаккальцин всячески избегал говорить прямо вслух.
- Не буду спорить, мой господин, - загадочно произнесла травница, - Но я ведь тоже общаюсь с предками, конечно не так, как Вы. Не скажу всего, потому как не уверена полностью. Но у Вас может быть всё хорошо. Я видела.
- Подожди, - сказал первосвященник, и поспешно удалился в свою комнату. Он взял с домашнего алтаря большую керамическую фигурку Шипе-Тотека (26), бога растительности, красивую ярко раскрашенную статуэтку тонкой работы со вставками обсидиана и перламутра. Наверняка, она стоила гораздо больше, чем даже редчайший корень.
- Вот возьми, - сказал он женщине. Я всё равно оставил бы его тут, и кому бы он достался неизвестно. Тебе же он понадобится, можешь не сомневаться. С его помощью ты найдёшь ещё не один корень иселеуа.
Поблагодарив первосвященника за щедрость, Чикоме Текпатль поспешила растворится в ночи.
Истаккальцин удалился обратно и лёг на циновку. Пора спать. Завтрашний день обещает быть нелёгким. Но сон всё не шёл и не шёл. Новые раздумья не давали покоя. Могут ли боги врать? Сумасбродная, на первый взгляд, идея впервые пришла в голову первосвященника. Никогда ранее мысли не заходили так далеко. Или предки обманули, или он ничего не понимает в происходящем. Безусловно, великие знали и о заговоре, и о бегстве второго верховного жреца Теототецина, и о том, как он отлучит заговорщиков от связи с богами. Чего они хотели тогда, говоря, будто изгнанники обретут новый дом, а справедливость будет восстановлена? Или те, кому открыто былое и грядущее, солгали намеренно, испытывая служителя, проверяя его на предмет чистоты помыслов и действий. Как же всё сложно! Почему смысл большинства пророчеств становятся понятным лишь тогда, когда они сбываются? Не в правилах великих облегчать жизнь смертных. С другой стороны, никто никогда не говорил, что боги могут обманывать. Такому не обучали в школе жрецов, об этом не повествует ни одна книга, подобных событий история ещё не знала. Истаккальцин как главный жертвователь, посвящённый во все аспекты отношений людей с великими, имеющий доступ к тайнам высшего духовенства и философов, должен знать, если такие вещи хотя бы подозревались. Наверное, тут другое. Смертные и даже предки и боги вовлечены в колоссальную игру вселенского масштаба. Ипальнемоуани, Даритель Жизни, хозяин непосредственной близости, тот, кто заставляет вещи светиться, и, одновременно, та у которой юбка из звёзд, - по его замыслу происходит это грандиозное действо. Он, господин и госпожа нашей плоти в одном лице, крутит судьбами людей, словно шариками на ладони. И уж точно мелкой песчинке никак не догадаться о роли, уготованной ей согласно божественному замыслу.
Однако с чего возжигатель копала взял, будто в послании говорилось о нём и о его народе? Быть может, предки рассказывали о других людях и землях? Тогда почему же великие обратились именно к Истаккальцину? Нет никакого смысла сообщать жрецу о чём-то, что никак не связано с его жизнью. Ведь это совершенно бесполезно. Хотя, если задуматься, присуща ли богам рациональность? Поступают ли они всегда целесообразно или руководствуются каким-то другими мотивами? И опять молодой первосвященник не мог ответить. Мотивы действия высших сил всегда скрывались от него за пеленой тайны. Мужчина даже вознегодовал от прозрения: он столько лет служил великим, так много изучал их дела по священным книгам, общался с ними, прикасался к вещам, наделённым их благодатью, приносил в дар свою кровь и человеческие сердца, а теперь вот не может ответить на такие, казалось бы, простые вопросы. Но всё же жрец ни разу не слышал о пророчествах, которые нельзя было никак применить. Все послания предков и духов оказывались о чём-то важном, относящемся непосредственно к их адресату. Даже если слова детей Дарителя Жизни истолковывались неверно, потом всегда оказывалось, что в них содержалось или предупреждение, или руководство к действию. Однако сейчас Господин Белого Чертога не мог ничего решить. Значит, время ещё не пришло, - заключил жертвователь. Оставалось только одно - ждать.
Огонь в очаге начал гаснуть. Тьма заполнила комнату, скрыв и стопку кодексов в углу, и глиняные фигурки предков в нише. Так и не успокоившись, Истаккальцин сбросил одежду и растянулся на жёсткой циновке. В то же мгновение молодой жрец понял, как болят колени и гудят кости, как щиплет усталые глаза и тянет зажатые мышцы спины. Укрывшись сверху пёстрым плащом, он попытался заснуть или хотя бы отдохнуть перед нелёгкой дорогой.
Глава 4. Взгляд с высоты
Новый день. Какой он солнечный и ясный. Чистый прозрачный, словно горный хрусталь, воздух наполняло пение птиц. Лёгкий ветерок принёс из сада свежий аромат трав, разбуженных капельками росы. Такое утро могло вполне показаться прекрасным, умиротворяющим, исполненным вдохновения и надежд, если бы не роковые события двумя днями ранее. И, несмотря на яркие краски, чудесные звуки и запахи, на сердце у Уэмака лежали грусть и тревога. Всё уже решено. Путь выбран. Вещи погружены. Оставалось только отравиться в дорогу. Молодой мужчина нервно сжимал в руках чашку какауатля (27), делая мелкие редкие глотки. Кусок не шёл в горло, но царевич заставлял себя пить, думая, будто бодрящий напиток позволит побороть внутреннюю дрожь.
Решив в последний раз окинуть взглядом родной город, Уэмак поднялся на башню - самую высокую точку дворца, выходившую на большую площадь, где собирались заговорщики, готовые отправиться в путь. Он видел, как прибывают новые и новые люди - члены семей, соратники, слуги и рабы его сторонников. Кое-кого сын почившего правителя знал, других же видел в первый раз. Вот один молодой парень повернулся и пристально посмотрел в его сторону. Злоба? Презрение? Укор во взгляде? - отсюда с высоты невозможно понять. Но царевич предпочёл отвести глаза. Сколько таких тяжёлых молчаливых упрёков ещё предстоит вынести, когда он присоединится к своим людям? Но только не сейчас. Слишком рано. Ещё не пришло время.
Уэмак посмотрел вдаль, на запад. Прямые улицы разделяли ровные ряды усадеб и дворцов знати. Чистые, покрытые толстым слоем извёстки стены и цветущие деревья касахуатль (28) белели на фоне густой зелени садов. Дальше от центра города шли дома простых жителей, покрытые серыми крышами из тростника. А за ними - поля и террасы, засеянные кукурузой, бобами и тыквами. Туда по утоптанным, не знавшими обуви ногами, тропинкам шли крестьяне, неся на плечах большие деревянные заступы. Именно с запада должен прибыть с войском Кецалькойотль. Наверняка они уже на полпути спешат попасть в столицу как можно раньше. Горизонт заслоняли тёмные силуэты гор, отделявших Ойаменауак от Амаштонцинко. А за ними далеко-далеко, должно быть, стояло вечно цветущее маисовое дерево запада, а на его вершине сидела огромная синяя птица с хищным клювом и острыми, как у ягуара, когтями.
Царевич перевёл взгляд на юг. Здесь поодаль от дворца правителя находился рынок. Каждый день сюда спешили сотни торговцев со своими товарами. Большинство тащило тяжёлые корзины и ящики сами, те же, что побогаче, возглавляли длинную вереницу носильщиков. Они шли с грузами в огромных плетёных коробах на специальных рамах, к которым привязывались концы налобной повязки. Чего только не продавали на южной площади: кукурузу, тыквы, мешки фасоли и перца, бобы какао, томаты, ваниль, плоды кактуса нопалли (29), соль, кувшины хмельного напитка октли (30), собак разных пород, индеек, кроликов, рыбу, перепелов, сушёных кузнечиков, посуду из глины и дерева, благовония, статуэтки, обереги, одежду и ткани, драгоценные перья и живых диковинных птиц, краски, лекарства, изделия из нефрита и других самоцветов, украшения из золота, серебра и бронзы, обсидиановые ножи, оружие, доспехи и щиты, шкуры, обувь, морские раковины, пиритовые зеркала, и прочие нужные и бесполезные вещи. Косицтекатль говорил, будто торговля остановилась. Но сегодня она явно оживает - с башни было видно, как люди уже начали занимать лучшие места и раскладывать свои сокровища в надежде привлечь покупателя. Пространство рынка по краям ограничивали величественные здания. Здесь располагались управления, надзиравшие за качеством товаров, ценами и честностью сделок, а также суды и помещения для охраны. Далее к югу начинались ремесленные районы. Испокон веков мастера жили бок о бок, каждая гильдия занимала свой собственный квартал. Здесь трудились и каменотёсы, создававшие статуи богов и правителей для дворцов и храмов, гончары, производившие простые горшки, расписные блюда, изящные треногие сосуды, и тонкой работы курильницы для копала, амантеки (31), работавшие с перьями, изготовлявшие лёгкие накидки и пышные головные уборы духовенства и знати, ювелиры, занимавшиеся выплавкой металлов и резьбой по нефриту, а также многие другие люди, без которых столица не сияла бы чудесными красками. Дальше за городом шли сосновые леса, редкие на возвышенностях и более густые и тёмные по мере спуска к морю. А где-то там за бирюзовыми волнами стояло колючее красное дерево юга с похожими на маленькие солнца плодами. Вокруг шипастого ствола извивались потоки крови и первородной тьмы, а на вершине сидел красный попугай ара.