-И как же ты сам узнал все это? - спросил Хашам.
-Я же говорил, - воскликнул Яхья, - мне было откровение. Когда я вел свои войска на Гану, в одном из боев меня тяжело ранили и я несколько дней лежал при смерти. И тогда я услышал трубный зов, оглушительный, как раскат грома и предо мной предстал ангел с четырьмя огромными крылами, застилавшими горизонт, с телом, покрытым волосами, ртами, зубами. Из глаз его текли кровавые слезы - и я понял, что это Исрафил и, что он плачет надо мной, своим потомком! Он открыл мне все то, что я рассказал тебе и я очнулся от забытья, сразу пойдя на поправку. А чтобы я не думал, что это был лишь предсмертный бред, мукаррабун оставил мне этот знак.
Он поднял руку и халиф увидел странное родимое пятно - в виде четырех черных крыльев, распахнувшихся на всю ладонь.
-Это метка Иблиса, - передернул плечами Хашам, - Яхья, ты одержим джиннами Черной Страны, что нашептали тебе весь этот ширк. Молю, во имя Аллаха, Всемилостивого...
-Ты молишь именем Аллаха?! - разгневанно перебил Яхья, - того, кто плоть от плоти Пророка? Того, кто уничтожил в себе все людское, духом слившись с Господом Миров?! Не я, а ты кощунник здесь, Хашам. Я надеялся, что ты пойдешь за мной, но теперь вижу, что ты безнадежен. Не я покараю тебя за неверие, а сам Аллах!
Он коснулся ладонью лба бывшего халифа и тот закричал, словно от страшной боли. По лицу его пошли черные пятна и он рухнул мертвым на пол. Яхья выпрямился и, с сожалением глянув на мертвого Хашама, вышел из мечети.
Уже к вечеру весь Аль-Андалус знал, что у него новый владыка. Саклабы Хишама ибн Абд ар-Рахмана стали его новой гвардией, наложницы в гареме мертвого халифа спорили, кто станет любимой женой, тогда как сам Яхья ибн Йакуб, развалившись на бархатном диване и, прихлебывая сладкий шербет, диктовал писцу-еврею.
"Владыкам Багдада и Фустата и обоих Румов и всем, кто есть под Солнцем. Я Яхья ибн Йакуб, потомок Мухаммеда, духовный сын мукаррабуна Исрафила, возвысившийся естеством до Господа Миров говорю вам , что нет Бога кроме Аллаха и нет человека в Яхье ибн Йакубе, но лишь Бог есть Единый во всем. Никто из вас не занимает свой трон по праву, но лишь Я есть истинный Владыка Всего. Покоритесь мне или же умрите навсегда, ибо Я приду к вам как неумолимый Судья, властный карать и миловать..."
Тень Леопарда
— Возьми это, — эмир Марселя Мухаммед ибн Юсуф взял со столика из сандалового дерева небольшой флакончик синего стекла и протянул молодому, великолепно сложенному африканцу, стоявшему рядом с ложем. Чернокожий, блеснув в ответ белыми зубами, скинул шелковую набедренную повязку и принялся неспешно втирать в себя прохладную скользкую мазь. Вскоре вся его кожа блестела, смазанная маслом, — и также замаслились и глаза толстого эмира, лежащего на устланном шелковыми подушками ложе в своей опочивальне. Рядом с ним стоял кувшин со сладким розовым вином и блюдо с изюмом и засахаренными орешками, которые эмир то и дело отправлял в рот. Прохладный ветерок шуршал прозрачными занавесями и свечи, мерцавшие на столике, наполняли комнату волнующим полумраком.
— Иди сюда, — хриплым от вожделения голосом произнес эмир и молодой африканец, словно большой черный кот, плавным движением опустился на кровать. Сильные руки коснулись покатых плеч халифа, спуская с них бархатный халат расшитый растительными узорами. Халиф со сладострастным всхлипом погладил широкую грудь и плоский живот черного раба, потом его рука скользнула ниже, сжав восставший ствол, оправдавший все ожидания ибн Юсуфа. В следующий миг африканец, без всякого почтения к своему хозяину, одним движением развернул его спиной к себе, заставляя пригнуть голову. Уткнутый лицом в подушки, эмир похотливо застонал, чувствуя внутри себя сильные, почти грубые толчки.
Много позже владыка Марселя, совершенно обессиленный после содомских утех, лежал на своем ложе, уложив голову на живот раба. Он пошарил рукой на столике, желая вином заглушить неприятный привкус во рту, но поднеся кувшин к губам, с неудовольствием понял, что тот пуст.