— В любом случае мне там делать нечего, — с деланным безразличием пожал плечами король, — к утру мне надо быть в Лионе. Так что здесь мы и попрощаемся, любезный граф.
— К ночи, может не стоит, ваше Величество, — робко произнес Гуго, — заночевали бы здесь.
-С удовольствием, — рассмеялся Луп, — как только ты отстроишь себе обиталище, более подобающее твоему новому титулу и подходящее для приема короля. До тех же пор — уволь, я предпочту провести время на свежем воздухе. Заодно и поохочусь, а то за всеми этими войнами так и не нашлось времени на отдых.
С этими словами он тронул поводья коня и направил его вниз, по уходящей вглубь лесов тропке. Вслед за ним направилась и остальные его спутники, оставив графа Гуго одиноко стоять на скалистой вершине.
Бондонское плато и впрямь могло смутить богобоязненного христианина своими гранитными менгирами и кромлехами, расставленными, казалось, в совершеннейшем беспорядке. В центре самого большого круга из камней горел костер, на котором стоял небольшой котелок с бурлящим, дурно пахнущим варевом. Перед костром лежало и три плачущих младенца, неведомо как выкраденных Отсандой из окрестных деревень. Сама королева двигалась вокруг костра, крадучись, словно огромная кошка — и мало кто средь благородных семейств Аквитании узнал бы сейчас супругу Лупа. Обнаженное тело прикрывали лишь ее распущенные волосы, украшенные венком из ядовитых трав, да пояс из змеиной кожи, с заткнутым за него острым ножом. Темные глаза блестели как у хищного зверя. То и дело Отсанда подбрасывала в костер все новые связки трав, от которых дым становился особенно едким, кружащим голову и вызывающим странные видения. Этот же дым, вместе с таким же дурманящим паром из котелка, вдыхал и сам герцог Луп — тоже голый, он стоял перед костром, широко раскинув руки и уставившись в ночное небо, на котором уже всходила полная Луна. Это плато, где, по словам Отсанды, приносились жертвы древним богам еще до того, как галлы и иберы появились на Западе, было самым подходящим местом, чтобы исполнить задуманное действо. В круг камней взошла только венценосная пара — воины, выбранные Отсандой из своего клана, хоть и поклонялись старым богам, но в подробности того, чем занималась королевская чета, особо не вникали. Сейчас они встали лагерем у подножия гор: нарезая знаменитый гебоданский сыр и поджаривая куски мяса с убитого еще днем кабанчика, они старались не вслушиваться в доносящиеся с плато звуки.
-Иларгия, Волчье Солнце, я призываю тебя! Освети путь тому, кто идет из глубин гор, из дремучих лесов, из речных глубин. Гуэко, всели ужас в души смертных! Ингума, наполни их сны кошмаром! Сугаар-Эресуге размножь своих змей по земле! Самым древним именем, Ама-Лурра, я призываю тебя Акербельц, Рогатый Бог!
Она сорвала с пояса нож и, ухватив одного из младенцев за ногу, одним ударом выпустила из него кишки. Алая кровь хлынула в бурлящее варево, пока Отсанда, отбросив изуродованное тело, принялась за следующую жертву. Густой пар из крови и ядовитых трав густым облаком поднялся над менгирами и в этом мареве проступил призрачный силуэт исполинского козла. Тело его было подобно горе, словно густым лесом поросшей черной шерстью, острые рога, казалось, доставали до Луны, красные глаза полыхали как костры адского пламени. Мгновение этот исполин нависал над двумя людьми, а потом его фигура заколебалась, словно съеживаясь пока не уменьшилась до очень высокого человека. Перед костром теперь сидел поросший черной шерстью великан с острыми рогами, копытами на ногах и огромным членом вздымавшимся меж могучих бедер. Отсанда, вскинув руки, опустилась на колени — и точно также опустился на колени и Луп. Оглушительный хохот разнесся над горой и черный великан развернулся к людям спиной, выставляя голые, лишенные шерсти, ягодицы. Отсанда приникла к ним жадным поцелуем, ее примеру, поколебавшись последовал и Луп, когда зад рогатого божества вдруг обернулся красивым юным лицом, непонятно мужским или женским. Алые губы искривились в злорадной ухмылке и огромный рот плюнул в Лупа маслянисто-черной жидкостью, разом залившей его с ног до головы. Король отпрянул, покатившись по земле, завывая как зверь и корчась в страшных судорогах. Все в нем стремительно менялись — волосы стали гуще, прорастая по всему телу, лицо вытянулось в морду, оскаленную белыми клыками, ногти превратились в когти. Рогатый Бог захохотал, так что сотряслись горы; вокруг него, соткавшись из все еще клубившегося тумана, заметались, заплясали ведьмы-ламиаки, с гусиными лапами вместо ног, озорные бесенята-иратшоаки, диковинные звери, напоминавшие коней с собачьими головами. Все это сборище вопило, лаяло, хохотало — и Акербельц, вновь обратившийся в огромного козла, взмыл ввысь и сгинул со всем своим сборищем. В круге из камней остался, оглушительно воя на Луну, лишь огромный черный волк. Прервавшись, он глянул на Отсанду — и та невольно попятилась от пристального взгляда желтых глаз.