-Она здесь? — спросила девушка, не ответив на приветствие. Получив в ответ кивок, она откинула полог шатра и шагнула внутрь. Первое, что ей бросилось в глаза — простертое на полу женское тело, в расшитых золотом одеждах и драгоценных украшениях. Мертвые глаза слепо уставились в потолок, рядом с бессильно разжавшимися пальцами лежал небольшой флакончик из ромейского стекла. Энгрифледа, присев рядом, подняла его и осторожно принюхалась, потом перевела взгляд на мертвую женщину.
Королева Берта, забыв о заповедях собственной веры, не захотела пережить Эльфрика.
-Похороните ее рядом с сыном, — бросила Энгрифледа, выходя из шатра, — найдите в Турне кого-то, кто знает, как это делать по обрядам их веры. А потом убейте и его — пусть сопроводит их души на пути к Распятому.
Посреди Турне горели костры и кровь зарезанных коней, быков и пленников-франков, с шипением возносилась паром от раскаленных углей. Перед курганом, поставленным на могиле Хильдерика, первого короля франков, стоял Амальгар и Редвальд торжественно возлагал на его плечи парчовый плащ, увешанный золотыми кулонами в виде пчел.
— Дух первого короля радуется в Валхалле, — говорил король-жрец, — ибо нашелся потомок Меровея, кто отверг чужеземного бога и вернулся к Одину и Тору. Пусть все боги наставят тебя на этом пути, Амальгар, король франков.
Он кивнул и меж костров шагнула девушка в облачении германской вельвы: синий плащ с золотой застежкой и с капюшоном из шкуры черного ягненка, подбитого изнутри шкуркой белой кошки. На ногах она носила башмаки из телячьей шкуры, с длинными шнурками и крупными оловянными шариками на мысках. Талию Брунхильды, сестры короля, украшал широкий пояс, с фигурками бронзовых кабанов. В руках же она держала серебряную чашу, до краев наполненную кровью. Этой кровью она смазала лицо Амальгара, а остаток вылила в огонь — и Редвальд возложил на голову молодого франка золотую корону, где вместо зубцов, через равные промежутки, помещались золотые же пчелы. По центру же, прямо над переносицей, красовалась серебряная фигурка коня с рыбьим хвостом — легендарного первопредка Меровингов.
Энгрифледа, скучая, наблюдала за коронацией: молодой король франков не вызвал у нее особого интереса, несмотря на его неуклюжие попытки выразить восхищение ее воинским искусством. Куда больше внимания привлекала его сестра: пару раз, когда Брунхильда думала, что никто этого не замечает, она бросала на бретвальду странные взгляды: испытующие и — если бы речь шла о мужчине, — Энгрифледа сказала бы «оценивающие». Странные взгляды для молодой девушки, к тому же еще и той, кто «говорит с богами». Впрочем и об этом Энгрифледа думала вскользь: все ее мысли сейчас занимало то, что сегодня, наконец, покончено с ее последним серьезным соперником за власть над Британией. Пока сын Эдмунда был жив она не могла чувствовать себя в безопасности — сейчас же меч, два года висевший над ней, наконец, сломан.
Осталось только закончить еще одно, самое последнее, дело.
Воспользовавшись тем, что на нее никто не смотрит Энрифледа отступила за спины своих хускарлов и, как ей казалось, незаметно, ускользнула с коронации. Она не видела, каким взглядом проводила ее «Брунхильда» и как вельва, отговорившись благовидным предлогом, также покинула церемонию.
Перед дверями небольшой комнаты в бывшей резиденции епископа, скучало с десяток воинов-англосаксов, заметно оживившихся при виде Энгрифледы.
— Все свободны, — бросила королева, — я хочу поговорить с ним наедине. Можете пока порадоваться за нового короля франков
Воины, без лишним слов повиновались, спеша туда где уже лилось пиво и эль, жарились на кострах целые бычьи и свиные туши. Энгрифледа же, толкнув дверь, шагнула внутрь. Она не заметила как позади нее к двери скользнула, прячась в тени, фигура в синем плаще, с надвинутым на глаза черным капюшоном.