Если вы решились на эту идею, — сказал он, — я не собираюсь стоять на пути".
Мне понадобятся деньги, чтобы все устроить, — сказал Адалхаид. Поскольку это будет благом для деревни, я надеюсь, что вы сможете выделить деньги из деревенских фондов".
Он хотел улыбнуться этой первой возможности усложнить ей жизнь. 'Это может быть проблемой'.
Адалхаид подняла бровь. У меня сложилось впечатление, что здесь проходит довольно много богатств. Серебро, я полагаю. В Эльцбурге об этом много говорят. Неужели Леондорф не получает от этого никакой выгоды?
'Да, конечно. Мы тратим значительные суммы на восстановление деревни, и нам приходится платить за солдат. Остается совсем немного".
'Это не займет много времени. Все, что мне нужно, это комната, и, возможно, кредит у некоторых ремесленников в деревне.
'Здесь все уже не так работает. Боюсь, монета — король, и без нее тебе будет очень трудно что-либо сделать".
"Где есть желание, там есть и путь, мэр".
Донато сочувственно улыбнулся. К сожалению, по крайней мере, на данный момент, я боюсь, что это не тот случай. Возможно, если вы придете ко мне во время сбора урожая, у меня найдется немного свободных монет, чтобы помочь вам все устроить".
Она улыбнулась и встала. Спасибо, что уделили мне время, — сказала она, прежде чем уйти.
Донато смотрел ей вслед. Годы, проведенные на юге, пошли ей на пользу. Вежливая, обходительная и обладающая острым умом. Однако школа была глупой затеей. Что толку в школе для шахтеров и шлюх?
Родульф понятия не имел, что это за камень и что он делает, но по какой-то причине он доминировал в его мыслях. Он всегда держал его при себе и чувствовал себя подавленным, когда позволял себе разлучиться с ним. В одиночестве он изучал его, но его тайны так и не стали яснее.
В дверь постучали, и появился слуга его отца. Мужчина нервничал. В последний раз, когда он побеспокоил Родульфа, его побили за дерзость. Однако Родульф был не в настроении учить манерам. Он чувствовал себя хорошо. Это был один из тех дней, когда он верил, что все идет своим чередом.
Ваш отец хотел бы видеть вас, — сказал мужчина.
"Я сейчас приду", — сказал Родульф, его глаза все еще были устремлены на странный маленький кусочек металла. Он опустил его в карман и последовал за человеком своего отца в Большой зал. Донато сидел во главе Большого стола, массируя виски. Слуга бесшумно вышел, оставив Родульфа с отцом.
Ты выглядишь раздосадованным, отец, — сказал он.
'Произошло событие, — сказал Донато. Проблема.
'Что теперь?' сказал Родульф. Он постарался скрыть нотки раздражения в своем голосе. Его отец был мастером торговли и выжимал из сделки все до последнего медяка прибыли, но иногда казалось, что ему не хватает драйва, чтобы сбить препятствия со своего пути. Может, он стал слишком стар?
Посол хочет, чтобы Адалхаид вернулась на юг.
Этого не случится, — сказал Родульф. Она и этот мерзавец Вулфрик должны пожениться".
"Я знаю", — сказал Донато.
Родульф улыбнулся. Наконец-то у него появилось оправдание. Пока Вульфрик жив, этого не случится, — сказал Родульф.
45
По мере того как Белгар старел, каждая старая рана — даже те, что давно зажили и почти так же давно забыты, — вновь напоминали ему о безрассудстве его молодости. В холодный, сырой день он едва мог двигаться. Он участвовал во многих сражениях, но не мог вспомнить ни одного, в котором бы он так напрягался, как в Большом зале после прихода рурипатийцев. Временами ему казалось, что он разговаривает сам с собой. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы просто закрыл рот, но когда-то, в таком далеком прошлом, что он едва мог его вспомнить, он был Первым воином. Это звание перешло к другому, когда он стал слишком медлителен, чтобы заслужить его, но ответственность и чувство долга не покидали его. Он не мог сидеть сложа руки, не повышая голоса, если ему казалось, что для деревни принимаются неправильные решения, и неважно, насколько это облегчило бы его жизнь. Но разочарование разъедало его, грызло душу, и он боялся, что когда придет его черед присоединиться к Воинству Джорундира, от него ничего не останется.
Как и в бытность свою Первым Воином, Белгар каждый вечер выходил на улицу и прогуливался по Леондорфу, чтобы поговорить с жителями и узнать их мнение о разных вещах. Теперь здесь было так много незнакомых лиц. Когда он спрашивал, что они думают о рурипатийцах, ему хотелось кричать, как безумцу. Никто, казалось, не понимал, что они теряют и что их ждет в будущем. Они видели только роскошь, которую принесли с собой южане, еду и безопасность.