— Будешь слушаться, и они останутся живы и здоровы, — говорил он мне. — Не послушаешься меня хоть раз — и больше никогда их не увидишь.
Тогда я понял, как опасно бороться с отцом.
И даже сейчас, когда я наконец-то решил, что перехитрил его, он все еще на шаг впереди меня.
Я затягиваюсь сигаретой и откидываю голову назад, выдыхая в голубое небо.
Черт.
Вся эта работа, все эти деньги. Все эти услуги. Все эти разбитые губы, сломанные кости и подбитые глаза. Все эти грехи, запятнавшие мою совесть. Все впустую.
Долгий, черт возьми, путь в тупик.
Я докуриваю сигарету и снова смотрю на школьницу. Ей столько же лет, сколько было Лене, когда я видел ее в последний раз. Лена пришла сюда, или Данил Степанович лгал, как и подобает криворукому куску дерьма?
Я снова пытаюсь представить Лену в форме.
Мое лицо расплывается в пустоватой улыбке, когда я мысленно отвечаю на свой вопрос. Девушка делает шаг назад, испугавшись моей внезапной улыбки, и испуганно озирается по сторонам.
По правде говоря, я вообще не могу представить себе Лену. Уже много лет не могу. Лена превратилась в рубцовую ткань в моих воспоминаниях: Я знаю, что она там, в плохо зажившей ране, но больше ничего не вижу, кроме места, где мне было больно. Я не могу представить ни глаз, ни лица, ни улыбки Лены. Прошло десять лет с тех пор, как я видел ее в последний раз, но мне кажется, что это было целую жизнь назад.
— Оставайся в школе, — говорю я девочке, спускаясь по ступенькам.
Я отбрасываю окурок и засовываю руки в карманы. Девочка смотрит на меня с отвращением.
— Мусорить — это плохо, — говорит она мне по-русски.
— Я плохой человек.
Она ничего не говорит, и я ухожу, мрачно усмехаясь.
Когда нет ничего хорошего и кажется, что ты тонешь, ничего не остается, как сдаться бездне.
В такие моменты я вспоминаю черное озеро в Ялинке и старушку, которая там утонула. Иногда мне кажется, что я даже слышу ее голос, зовущий меня к себе. Я думаю о карманах ее кардигана, набитых камнями, и о том, как спокойно, должно быть, ее затягивало в безразличную темноту воды.
Но я не заслуживаю покоя.
Я заслуживаю страдания.
Я возвращаюсь в Москву, еду так быстро, что мир вокруг меня превращается в сплошное пятно. Мой мотоцикл проносится между машинами, и каждый раз, когда я сворачиваю в последний момент, я просто отказываю себе в добрых объятиях смерти. В ту ночь я отправляюсь в самые злачные бары, пью до потери речи и дерусь до потери сил.
Это единственное, на что я способен.
Я провожу ночь на улице, и когда прохожий пытается мне помочь, меня тошнит на его ботинки. Он издает крик отвращения и сыплет оскорблениями. Я заслужил каждое из них. Мой телефон в кармане гудит от звонков и сообщений, но я игнорирую их все.
Я не знаю, доберусь ли я до дома или волки затащат меня туда. Единственное, что я помню, — это холодный бетон, жжение от алкоголя и едкий запах рвоты. В основном мне снятся сны.
Мне снится Ялинка, холодное черное озеро и мертвая женщина. Мне снится Кровавая луна, и мой череп, разбитый о кухонный стол, и панические причитания маленькой испуганной девочки. И мне снится девочка, совсем не похожая на мою сестру, — хрупкая девушка с длинными локонами, грустными карими глазами и блестящим платьем. Единственный хороший сон, который мне снится, — девушка в золотом, но каждый раз, когда я пытаюсь до нее дотронуться, она исчезает, как туман.
Жалкая нимфа
Захара
Мне одиннадцать лет, это вечер знаменитой летней вечеринки моих родителей. Я стою на центральном балконе, подперев подбородок руками, и наблюдаю за вечеринкой в саду внизу.
Мне нельзя вставать раньше одиннадцати, и родители не любят, когда я нахожусь рядом с гостями, когда они начинают понемногу пить после ужина.
Но я выбралась из своей спальни и на цыпочках прокралась на балкон, чтобы с завистью понаблюдать за гостями. В частности, на женщин, которые носят великолепные платья и элегантные прически, держат бокалы с шампанским с такой непринужденной грацией и позволяют мужчинам наклоняться к ним, чтобы прикурить сигарету. Я так хочу стать одной из них. Может быть, тогда отец снова начнет обращать на меня внимание.
— Привет, маленькая нимфа. Мне показалось, что я видел, как ты крадешься наверху.
Я резко оборачиваюсь и вижу мужчину у открытого входа на балкон. Я не знаю его по имени, но узнаю его. Он друг моего отца, занимавший важную должность в Палате лордов. Мне он кажется невероятно старым — таким же старым, как мой отец, — и я немного боюсь его видеть.