— Я думаю, женщины просто хотят счастливого конца, — говорю я ему.
Это работает как шарм. Он наклоняется вперед, окутывая меня ароматом своего одеколона, и мне приходится перекрыть дыхание. Sauvage от Dior вызывает слишком много плохих воспоминаний о других мужчинах среднего возраста, которые якобы развелись, и я не хочу о них думать.
— О? — дышит он мне в ухо. — Что за счастливый конец?
Я делаю ужасный глоток своего нетронутого виски и беру свою сумочку с барной стойки. — Почему бы тебе не показать мне?
В свете ламп его гостиничного номера, после того как он неуклюже стащил с себя брюки и наполовину повалил меня на кровать, я в очередной раз убеждаюсь, что счастливые концы бывают только у мужчин.
Если честно, он действительно старается. Он целует меня в шею и проводит языком по внутренней стороне моего рта, но от привкуса виски в его дыхании мне хочется вздрогнуть. Несколько минут он лапает мою грудь и лижет между ног, стонет: — Черт, ты так великолепна, я не могу дождаться…, а затем с придушенным стоном надевает презерватив и проталкивается в меня.
Если бы я могла предположить, то сказала бы, что он не делал этого уже давно.
Если бы я могла предположить, то сказала бы, что он никогда в жизни не был свидетелем настоящего женского оргазма. Впрочем, большинство мужчин этого не делали. По крайней мере, это облегчает мне задачу — устроить ему маленький спектакль, который нужен всем мужчинам, чтобы успокоить свое эго, чтобы подтолкнуть их к финишной черте. Я стону, сначала тихо, потом громче. Я сжимаю свои бедра вокруг его бедер, сильно задыхаясь, а затем, в качестве кульминации, я смотрю ему в глаза и вру.
— Боже, как же тебе хорошо.
Он кончает с воплем и падает на меня сверху, как измученный тюлень. Я позволяю ему полежать еще секунду, а потом он откидывается в сторону и поднимается на ноги, чтобы совершить неловкое путешествие, чтобы выбросить использованный презерватив в ванной комнате отеля.
Я лежу на боку на кровати, измученная и опустошенная, натянув на себя простыню, чтобы укрыться. По крайней мере, я не одна, говорю я себе. По крайней мере, я не одна.
Несмотря на то что здесь никого нет, мне кажется, что за мной наблюдают сто глаз, сто голов, качающихся в разочаровании и презрении.
И ни в одной из них нет большего разочарования и презрения, чем в моей собственной.
Когда Джеймс возвращается в гостиничный номер, у него хватает благоразумия опуститься на кровать рядом со мной и обнять меня, прижимаясь к моему плечу.
— Это было потрясающе, — бормочет он. — Ты идеальная девушка, ты знаешь об этом?
Я смотрю на гостиничный номер, отвлекаясь на его оформление. Лилии в зеленой стеклянной вазе. Лепнина в стиле ар-деко. Вмонтированные абажуры, похожие на мотыльков со светящимися крыльями. Ничего из того, что я бы выбрала сама. Мне ужасно хочется заплакать, но я этого не делаю.
Я не идеальная девушка, хочу сказать я. Я колючая роза, которую никто не хочет брать в руки.
Эта мысль проползает сквозь меня, жалкая и ничтожная.
Вместе с ней приходит нежелательное воспоминание. Воспоминание, которое преследует меня, как плачущий призрак, и всегда находит меня в самые жалкие моменты.
Воспоминание выглядит примерно так.
Пустые черные глаза и окурок сигареты, светящийся красным. Дождливая ночь в Лондоне, небо, как чернила, испещренное облаками. Вдалеке журчит Темза и уныло журчит музыка из ночных клубов. Большая рука с татуированными пальцами, держащая мой зонтик Chanel.
Шестнадцатилетняя я кручусь в маленьком блестящем платье.
— Хорошо ли я выгляжу? — спрашиваю я, как мачеха Белоснежки, пристающая к своему зеркалу.
Как и зеркало, никакой реакции. Бледное лицо, как холодная, пустая поверхность. Пожимание плечами. Односложный ответ. — Конечно.
Искра раздражения зажигает фитиль внутри меня. Он горит до самого сердца, разжигая боль, как хворост в костре.
— Конечно? — повторяю я, не в силах остановиться. — Ты хочешь сказать, что я некрасива?
Пустые, обсидиановые глаза. Неулыбчивый рот с вырезом на нижней губе, словно аксессуар, словно инкрустированный гранат.
— Конечно, ты красива. — Мгновение молчания. Затем он добавляет: — Как роза.
Минута самоудовлетворения, чтобы успокоить раздражение. И наконец. Даже незлобивая похвала может показаться пиром для изголодавшегося сердца.
— Правда? — Я перекидываю волосы через плечо, позволяя ароматным локонам рассыпаться каскадом. — Как роза?