Он поворачивается и уходит, двое мужчин следуют за ним на кухню, остальные стоят в коридоре, скрестив руки перед собой, как статуи.
Взяв себя в руки, я вытираю нос рукавом и спешу на кухню. Мама стоит у плиты, сжимая Лену в объятиях. Я и раньше видел, как мама выглядит испуганной, но никогда так. Губы у нее белые, глаза огромные. Она похожа на маленькую девочку, как Лена. Кажется, что она вот-вот заплачет.
Но она не плачет.
— Даниэла.
Говорит мужчина с пустыми глазами. Я могу сказать, что он хозяин всех остальных мужчин. Он вытаскивает стул из-под шаткого обеденного стола, на котором валяется картошка. Поставив стул посреди кухни, он садится и прикуривает сигарету.
— Мистер Кавински, — говорит моя мама нетвердым голосом.
Когда я рос, в моей жизни всегда была пустота в виде отца, о которой я никогда не задумывался. У детей в школе есть отцы, у моего друга Максима есть отец. Даже у Лены есть отец — не самый лучший, но он приезжает раз в пару месяцев, приносит извиняющиеся пакеты со сладостями и неловко гладит Лену по голове, пока она рассказывает ему о школе.
Если у меня есть отец, думаю я, мама обязательно расскажет мне о нем. Но она никогда не говорит о нем, как не говорит о своей жизни до переезда в Ялинку.
И все же мне не приходит в голову, кем может быть этот человек. Я смотрю на него, как он смотрит на мою мать. Его лицо уродливо, кожа слишком рыхлая для его лица, кости слишком толстые. Он похож на бандита в костюме и пальто. Сигарета выглядит слишком маленькой в его большой грубой руке. Вонь от нее заполняет кухню, вытесняя уютный запах тушеного мяса.
— Кто это? — спрашивает мужчина, тыча подбородком в Лену.
Я делаю шаг вперед. По моей коже ползет электрический ток. Я не хочу, чтобы этот человек приближался к Лене. Я хочу, чтобы он исчез из моего дома.
Я думаю о Кровавой луне, о том, как приятно было размозжить череп волку. Но сейчас все по-другому. Впервые в жизни я испытываю желание причинить этому человеку необратимую боль. Не побить его, а уничтожить, превратить в груду обмякшей плоти и раздробленных костей.
Мой первый настоящий всплеск жажды крови.
Она дремала во мне все эти годы, а этот человек заставил ее вспыхнуть.
Она поселяется во мне, чтобы остаться, поселиться рядом со своим холодным, темным соседом. Красный цвет жажды крови и черный цвет смерти.
— Это моя дочь, — говорит мама.
Она не сводит глаз с мужчины. Ее щеки багровеют, губы дрожат. Но она не плачет.
— У тебя есть мужчина, Даниэла? — спрашивает мужчина.
— Нет.
— Я знаю, — говорит мужчина. Он встает и оглядывается по сторонам. — Я знаю все о твоей дерьмовой жизни, Даниэла. О твоей дерьмовой работе. О твоем дерьмовом бывшем парне. Твоя маленькая Лена. Он.
Его глаза останавливаются на мне. На его лице нет никакого выражения, только слабая гримаса отвращения во рту.
— Приведи себя в порядок, парень, — говорит он. — Ты выглядишь чертовски плохо.
Я смотрю на него и ничего не делаю.
— Так вот как ты вырастила моего сына, Дэни? — спрашивает мужчина, все еще глядя на меня. — Он выглядит как животное.
— Пожалуйста, — говорит моя мать, ее голос срывается. — Пожалуйста, мистер Кавински. Пожалуйста, не делайте этого.
— Заткнись, мать твою.
Теперь мужчина снова поворачивается к моей матери. Мы все видим, что с этого момента говорить будет только он.
— Я пришел не для того, чтобы причинить тебе боль, Даниэла. Я пришел забрать то, что принадлежит мне, то, что ты отняла у меня. Я знаю, что тебе это не понравится, но я пришел не для того, чтобы торговаться с тобой. Хочешь продолжать жить этой маленькой жизнью — вперед. Мне плевать на тебя, Даниэла, никогда не было и не будет. Ты никогда не станешь кем-то большим, чем девушка, которая убирает за мной, независимо от того, работаешь ты на меня или нет. Ты ушла, хорошо, ты ушла. Я никогда не собирался на тебе жениться, не так ли? Такие мужчины, как я, не женятся на дешевых шлюшках вроде тебя. Но ты ушла не с пустыми руками, и это делает тебя воровкой. Ты украла у меня. И ты знаешь, что я делаю с ворами — ты знаешь, как я милосерден. Я просто пришел забрать то, что принадлежит мне. Вот и все. Мальчик идет со мной, и больше ты меня не увидишь. Видишь? Я не чудовище, в конце концов.
Он поворачивается и выходит из кухни, как будто его дела здесь закончены. Выходя, он щелкает пальцами перед моим лицом.
— Ты. Иди сюда.
И тут я совершаю самую большую ошибку в своей жизни.
Я борюсь с ним.