Я думаю о маленькой девочке, сидящей на улице, и задаюсь вопросом, похожа ли она на Лену, потому что я забыл, как выглядит лицо Лены.
— Ее зовут Дарина, — добавляет Лука. — Не знаю, сколько еще ты хочешь знать, Кав. Твое лицо — страшная, блядь, штука. Если хочешь, я могу дать тебе адрес твоей матери, но я уверен, что твой отец внимательно следит за ней и ее семьей. Впрочем, я в этой игре не участвую. Если тебе нужен адрес, я дам его тебе.
— Нет.
Я встаю, и Лука напрягается — совсем чуть-чуть. Собаки сдвигаются. Одна из них делает шаг вперед. Две другие просто смотрят на меня. Их звериные глаза лишены эмоций. Мышцы, напрягающиеся под лаком их шерсти, напоминают мне об опасности, в которой я нахожусь.
— Дай мне лондонский адрес моего отца.
Лука делает это без единого ехидного замечания. Возможно, это потому, что ему жаль меня — настолько, насколько Лука вообще способен кого-либо жалеть. Скорее всего, это потому, что он видит, как рушится мой мир, и не хочет быть первым в очереди, когда я окончательно потеряю рассудок.
Однако нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было.
— Одолжи мне одну из своих машин, — говорю я Луке, выходя из дома.
— Зачем, чтобы ты мог съехать на ней с моста?
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. — Что ты сказал? Смерть — это не наказание, а подарок?
— Я сказал — награда.
— Ты все еще веришь в это, Флетч?
Он наклоняет голову и сужает глаза. — Убив себя, ты не вернешь свою сестру, Кав.
— Мне не нужен один из твоих дурацких "Aston Martin", чтобы совершить самоубийство, Флетч. Он мне нужен, чтобы доставить… как ты это назвал? Подарок.
— Как будто твой отец не собирается пустить тебе пулю в череп, как только ты ступишь в его личное пространство.
Я оборачиваюсь к нему, когда мы уже подходим к парадной двери его дома. Он не выглядит испуганным, но его глаза слегка расширяются, когда я запускаю руку в переднюю часть его модной белой рубашки и наполовину поднимаю его к себе.
— Как мило, что ты заботишься, Флетч.
— У тебя одна жизнь, Кав. Не трать ее впустую.
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что я не собираюсь умирать — что мне не позволено умирать. Но что-то заставляет слова проскочить обратно в горло, и я захлопываю рот. В этот момент Захара кажется мне далекой, как быстро исчезающий сон.
Все это время — все, что я делал, — я делал, думая, что защищаю Лену.
Я оставил семью, друзей и дом, чтобы обезопасить Лену. Я провел свое отрочество между Спиркрестом и Россией, я подчинялся и выполнял приказы. Я ел каждый пунш и так испачкал руки, что слезы ангелов не могли их отмыть. Я стал безмолвным прихвостнем, безмозглой шавкой, которую использовал отец.
И все это ради того, чтобы обезопасить Лену.
Но я провалил миссию еще до того, как она началась. Я не уберег Лену. Из-за меня она погибла.
Я не смог уберечь ее, а ведь она была первым человеком, которого я поклялся защищать. Так почему же я думаю, что смогу уберечь Захару? Почему я позволил себе поверить, что могу быть кому-то полезен, что я не более чем бешеный, безмозглый зверь, не способный ни на что, кроме насилия и смерти?
Ведь насилие и смерть у меня в крови. Мое единственное наследство, мое поганое наследие.
— Одолжи мне машину, Флетч, — сказал я.
Я отпускаю рубашку Луки, и он поправляет ее ленивым движением руки. Он смотрит на своих собак, сидящих в идеальном треугольнике со мной в центре, и издает резкий, низкий свист, от которого они разбегаются. Затем он снова смотрит на меня и отрывисто кивает. — Тогда идем.
Поездка на машине — сплошное пятно, как будто я телепортировался в пункт назначения. Я даже не помню, где припарковался. В голове пусто, в груди словно стена, на которой когда-то висела картина. Ничего не осталось, кроме пустого квадрата, где когда-то было изображение.
Я пытаюсь представить себе Лену, но не могу.
Может быть, именно поэтому я никогда не мог представить ее в своей голове. Потому что мой разум пытался сказать мне, что Лены больше нет, а сердце отказывалось в это верить до сих пор.
Может, отсюда и пустота внутри меня? Не отсутствие Лены, а ее смерть.
В моем кармане лежит адрес моего отца, но время для встречи с ним еще не пришло.
Я нахожу Антона, курящего сигарету возле пятизвездочного ресторана в Вестминстере. Увидев меня, он чуть не роняет зажигалку от удивления. Прежде чем он успевает пробормотать приветствие, затягиваясь сигаретой, я уже хватаю его за лацканы пальто. Я тащу его в ближайший переулок. Он коренастый, крепкий, несмотря на возраст, но мне с ним не сравниться.