Он помолчал.
- Да. Входи, Марк. Э... - Он запнулся, как будто хотел попросить меня захватить лед, но испытывал неловкость от назойливости. - Только разденься, пожалуйста.
- Что?
В трубке забулькал смех.
- Оставь оружие и передатчик. Раздевайся!
- Иди к черту! Остин, если у тебя на уме поиздеваться и укокошить меня, то я не доставлю тебя два удовольствия зараз.
Я был удивлен, что спорил с ним. Передатчик уже не поможет. Остин обыщет меня, как только я попаду внутрь. Но я был окружным прокурором, а он преступником. Я не должен дать ему выставить меня на посмешище. Стоит ему взять верх, как все пропало.
Мы согласились на компромисс. Положив трубку, я подошел к лейтенанту Романо.
- Я попытаюсь уладить дело мирным путем, - сказал я ему. - Может, выцарапаю мальчишку. Но если услышите выстрел, стреляет он, Остин, и мне ничем не помочь. Сразу же начинайте операцию. Стреляйте в любого, кто будет в комнате выше пяти футов.
Я был свободен в своих решениях, так как был народным избранником, а лейтенант подчинялся всем сразу: капитану, начальнику отдела, шефу полиции. Он не мог помешать мне, но и указать, что мне делать. Он был готов на любую помощь.
- Хорошо, - ответил он.
Через несколько минут я стоял перед домом в одних брюках, держа в вытянутой руке рубашку. Моя грудь была обнажена. Следов от передатчика заметно не было. Зажегся карманный фонарь. Я знал, что меня снимают на пленку. Свет фонаря показывал Остину, что я не вооружен. Никто не удосужился выключить его. Уже не было смысла притворяться, что я пришел один.
Я повернулся к окну спиной. Затем, одолев три скрипучие ступеньки, я поднялся на деревянное крыльцо. Я не стучал. Остин крикнул голосом радушного хозяина:
- Открыто.
Я вошел. После хорошо освещенного крыльца мне понадобилось время, чтобы освоиться в темной гостиной. Мне было холодно. Я ожидал выстрела или удара.
Я вздрогнул, когда ощутил прикосновение.
- Расслабься, - сказал Остин. - Мне нужно обыскать тебя. Вот почему я просил снять брюки.
Он быстро, но основательно обыскал меня. Мои глаза привыкли к темноте. Я" увидел Элиота Куинна. Он сидел в старом кресле прямо передо мной, около торшера, отделанного бахромой. Слава Богу! Он поприветствовал меня кивком. Я успел в мыслях похоронить его.
Элиот был в пиджаке и при галстуке, но без шляпы. Я обратил внимание на его трогательную лысину. За его спиной было огромное окно. Я подумал, что его усадили в это кресло не случайно. Первый выстрел поразит именно Элиота.
Но Элиот не выглядел как заложник, а скорее как сообщник или пособник. Он с грустью посмотрел на меня.
Я повернулся к Остину. Он держал перед собой пистолет, отошел в сторону. Остин так и не переоделся. Он смотрел на меня со своей обычной двусмысленной улыбкой, как будто прикидывал, где он допустил промах: Его глаза излучали холод. Я надел рубашку. Рука Остина дрогнула, как будто он собирался меня из-за этого убить.
- Где Томми? - спросил я.
Остин продолжал изучать меня. Меня обуревала злость. Остин махнул рукой в глубь дома. Я проследил, куда он указал пистолетом. Он преградил мне путь.
Меня трудно было остановить. Я был уверен, что не выберусь отсюда живым.
- Этот мальчик любит тебя, Остин, - в ярости произнес я. - Ты все еще самый важный для него человек в мире, хоть и предал его. Если с ним что-то случится, я убью тебя, поверь мне.
- Речь не о Томми, - отмахнулся Остин.
- С ним все в порядке, - подал голос Элиот. Но испуганный взгляд, который он бросил на Остина, насторожил меня.
В глубине дома происходило какое-то движение, я понял, что мальчик жив. Мне было необходимо успокоиться, чтобы принять верное решение и вырваться с Томми из рук Остина. Надо было избежать безумства.
- Речь не о Томми, - повторил Остин. - Кто для тебя этот Томми? Так, чужой мальчишка. Но мы с тобой были друзьями, Марк. Долгое время были друзьями. Но, когда мне понадобилась твоя помощь, ты предпочел мне его.
- Ты никогда не просил о помощи, Остин. Ты юлил, запугивал меня, убирал с дороги. Я хочу тебе помочь. Но чем?
Он выразился вполне определенно.
- Я хочу, чтобы ты закрыл дело. Готовься к новому процессу и сними с меня все обвинения. Я хочу, чтобы ты публично заявил, что обнаружил доказательства моей полной невиновности.
Если выразиться другими словами, он хотел восстановить свой общественный статус, избежав участи жалкого преступника. Невероятно! Он же не мог держать меня на прицеле вечность! Я сделал вид, что задумался, чтобы отвлечь его, и задал вопрос:
- Почему ты не остановился, Остин? Ты долгие годы ходил по острию ножа. Почему ты не оставил в покое детей, пока еще был вне подозрений?
- Ну, а ты сам? - возразил Остин. - Ты свободный мужчина в отсутствии постоянного сексуального партнера. Ты смотришь по сторонам в поисках, с кем бы поразвлечься. Откажись от хлопот, дай обет безбрачия и уткнись в интересный роман! Бережешь свои нервы? - Он проницательно посмотрел на меня. Казалось, он услышал ответ и улыбнулся. - Я ничем от тебя не отличаюсь, мой друг. Желание не умирает. У меня просто другой объект желания. Запретный, но тем более притягательный. Почему я должен останавливаться?
- Потому что это незаконно.
Остин покачал головой.
- Только не для меня.
- Это бесчеловечно, если хочешь. - Я в упор посмотрел на него. - Ты калечишь детей. Кто лучше тебя может знать, какую боль это им приносит?
Веселье оставило его. Он ожесточился. Он пытался взглядом заставить меня принять его правоту.
- Я никого не насиловал, Марк. Дети сами тянулись ко мне. Они не видели в этом ничего постыдного. Жизнь многогранна, это так же естественно, как плавать. Подумай сам! Ты же не робот, у тебя есть мозги. Мягкая детская кожа, чистые глаза. Отсутствие всякого опыта. Дети открыты. Они бескорыстны. Им ничего от тебя не надо. Дети полны любви и любопытства. Марк, ты же знаешь, мы все страдаем от нехватки любви. От того, что не можем раскрыться до конца. А что говорить о современных детях? Ты когда-нибудь заглядывал в школу? Ты видел, как лучатся детские глаза, когда они видят знаки внимания со стороны незнакомого человека? Они окружают тебя, хватают за руки, даже умоляют, сами того не осознавая. "Посмотри на меня. Дотронься до меня. Люби меня". Где их родители? - Остин ткнул пистолетом в мою сторону. - Где вся многочисленная родня, которая должна окружать ребенка любовью? Все работают, растворились в своих делах. Они пустили детей в плавание по жизни в одиночку. Я пытаюсь помочь им избежать рифов. Я люблю их, Марк. Люблю. И они любят меня.
Я содрогнулся, но не от того, что он бредил, а от того, что говорил правду. Стоило лишь вспомнить мое посещение Томми в школе. У меня сомнений не было в том, что Остин любил свои жертвы. Я не стал ему ничего доказывать, чтобы не распалять его, да и противопоставить ему мне по сути было нечего:
Элиот поперхнулся. Мы обернулись. Старик смутился.
- Почему ты сидишь, Элиот? - спросил я и обратился к Остину: - Ему можно уйти?
Остин хмуро посмотрел на Элиота.
- Я его не держу, - сказал он.
Элиот поник. Стало ясно, что он здесь добровольно. Его гложет чувство вины.
- Друг семьи отмывает старые грешки, - добил его Остин.
Внутри дома явно кто-то находился. Теперь уже у меня не оставалось сомнений, что это был Томми. Остин его прятал, иначе почему мальчик не выходит?
- Я пойду к Томми, - сказал я.
Остин преградил мне путь.
- Он не должен находиться здесь. Остин, подумай о нем. Он маленький напуганный мальчик! Ему нужна наша помощь. - Я судорожно уговаривал Остина, а сам думал: "Я спасу Томми, но спасти тебя мне не удастся".
Я не был уверен, что Остин понял, о чем я говорил. И тут меня пронзила страшная мысль: мальчик сейчас может находиться под присмотром Криса Девиса или кого-то вроде него. Я взъярился, к тому же не верил всерьез в угрозу Остина. Я его хорошо знал, он не мог пойти на крайность. Я не боялся, что он меня застрелит.