- Я уже просила.
Ну вот и все. Значит я – ее последняя надежда… То есть, я ей глубоко и искренне симпатизирую, конечно, и никогда не откажу, но вряд ли она вообще понимает, чего мне это может стоить…
В машину я села мрачнее обычного.
- Что???
- Камиль, как ты начинаешь неудобные разговоры?
- Без предисловий.
- Меня делегировали передать тебе, что пора бы определиться с тренером… И либо официально зачислиться в нашу секцию, либо добро пожаловать отсюда.
Вот так вот! Если откажется, я буду хотя бы избавлена от его предусмотрительного покровительства...
Камиль не реагировал вообще никак, молча совершая маневры по выруливанию с парковки.
- Ну и? Почему ты молчишь?
- А что тебе сказать? Я с этим чемпионатом ощущаю себя лотом на аукционе.
- Я понимаю. А еще я знаю, что тебе на самом деле плевать на всю эту политику.
- А тебе?
- Мне… Мне жаль Елену Николаевну... Поэтому и прошу.
- А что взамен?
- Ну начинается…
- Ну, ты же намерена поучаствовать в этой предвыборной гонке, и раздобыть меня для родной секции?
- Ладно, ладно… Есть какие-нибудь пожелания, которые я могла бы выполнить взамен на твою альпкнижку?
- Волчонок, в моей голове всегда куча пошлых желаний.
- Кроме пошлых?
- Приберись дома.
- Н-да… А с пошлыми?
- Озвучу, лет через пять… А если серьезно, ты правильно заметила, мне наплевать, за кого выступать и выступать ли вообще, так что я запишусь, если надо, но бардак дома действительно запредельный – он, грамотно пользуясь паузами, поднял на меня свои огромные печальные глаза, с настоявшейся в зрачках горечью.
Ремонт
…Аристократ, блин. Бардак его не устраивает! Меня, может, тоже, но я же терплю, не жалуюсь. Алинка, вон, новую квартиру уже присмотрела…
Чтобы объяснить, на что я подписалась, попытаюсь в двух словах описать нашу берлогу. Впрочем, без мата сделать это будет сложно. С тех пор, как мы ее купили, нам было не до нее. Совсем!!! А приобрели мы ее вместе с хламом, и во многом благодаря этому хламу, поскольку вид она имела столь малопризентабельный, что цену сбили раза в два против рыночной.
Впрочем, эта картина достойна того, чтоб живописать ее во всех подробностях. Итак: на пороге, сразу за входной дверью стоят несколько неподъемных коробок с кафельной плиткой и ведерная банка краски – так, что враг, или просто человек, не бывавший здесь раньше, не пройдет. Единственное зеркало в прихожей, так уж исторически сложилось, по совместительству является коллекцией наклеек, мною регулярно пополняемой после каждой купленной жвачки. На зеркале висит Алинкин любимый пылесборник – боа из настоящих страусиных перьев. А может, гусиных. Но настоящих. Она ни разу его не одевала, но любит самозабвенно. Еще там висит пара ниток дрянного жемчуга, из которых я периодически дергаю понравившиеся жемчужины на брелки и прочие украшения. Так что чувство прекрасного нам не чуждо, ага. Кухня у нас нормальная, правда там повернуться очень сложно, а находится втроем невозможно в принципе. Но я и не помню, когда мы находились дома в таком количестве. Кружек на кухне нет – все они под Алинкиной кроватью. Она ставит их на пол, а потом задвигает ногой поглубже – чтоб не наступить. Обои во всем доме потемневшие, и висят почему-то не на стенах, а рядом с ними. Думаю, про шкафы-шкафчики, тумбы-тумбочки, полки-полочки, крючки, гвоздики, веревочки, антресоли, заваленные, заставленные, завешанные всяким хламом, даже упоминать не стоит...
Зал у нас украшает огромная куча… всего. Там, по-моему, есть даже елка, причем в собранном и наряженном виде. Начало культурного слоя датируется десятилетней давностью, сверху же все завалено Алинкиными платьями, которые неизменно должны храниться «в расправленном виде». Там же в расправленном виде хранятся рваные чулки, подаренный кем-то сервиз, побрякушки и туфли без пары, пара моих ледорубов, бухта веревки, очень важные документы. Из-за них, кстати, вернее из-за степени их секретности мы не можем пригласить в дом уборщицу. Кроме кучи подобным компроматом, и заначками «на черный день» в разной валюте заминирована вся квартира, причем большую часть мы сами найти не можем. Единственное правило, которое все соблюдают – не кидать в кучу продукты. Они там теряются и через некоторое время начинают вонять. Чтобы объяснить, как прижилась куча в наших душах и интерьере достаточно сказать, что никто не рискнул ее разбирать, даже когда туда улетела Алинкина сережка с сапфиром. Пылесос и веник бесследно канули туда же, так что по дому мы ходим в обуви, не столько из-за грязи, сколько из риска наступить на какой-нибудь коварный мелкий предмет. Поэтому и хранится она там, где и разуваемся – у кроватей, выстроенная по ранжиру.