— Могу обрадовать, Юрий, — он сделал паузу. — Письмо твое получили. За труды вам обоим объявлена благодарность и добавили по тысяче долларов, так сказать, сверх гонорара. Желают дальнейших успехов.
— Вот это да! Хвалят нас, — весело проговорил Черенков, — значит, и в будущем не подкачаем.
— Подожди, — остановил лейтенанта подполковник. — Рано радуешься. Тут, может быть, как раз и кроется подвох.
Турантаев достал из сейфа розовый листок бумаги и, вернувшись к столу, продолжал:
— Вот, получил от министра. Сегодня ночью спецрейсом вылетает к нам. Просит встретить и подготовить вездеход.
— Куда? Зачем?
— Не знаю, не сообщает. Но, видимо, что-то произошло.
— Кстати, Айсен Антонович, а кем подписан ответ центра? — вдруг спросил Черенков.
— Хочешь знать, кто тебя похвалил? — Турантаев засмеялся. — Все тот же Мэнсфилд.
— Интересно, почему вдруг там начал командовать этот майор? — проговорил Павел. — Ведь там есть и постарше чинами. Или у них каждый агент имеет своего начальника?
— Ей-богу, не знаю, — ответил Турантаев. — Может, он просто остался за шефа. Да ну ладно, леший с ним. Подписал, так подписал. Идите пока занимайтесь, а я тут еще немного покумекаю...
Утром следующего дня лейтенант снова был в этом же кабинете.
— Рассаживайтесь, товарищи, — Турантаев показал на стулья. — По-моему, все в сборе...
— Как все? — удивился Черенков. — Капитана Оллонова нет.
— Его и не будет, — ответил Турантаев. — Он уехал вместе с министром.
— Уже? — лейтенант заерзал на стуле: — А куда?
— Для этого я и собрал вас. — Турантаев вновь осмотрел присутствующих. — Борис Иванович ночью отправился к месту падения неизвестного планера, — в кабинете воцарилась настороженная тишина. — Вместе с ним целая комиссия: врач, эксперт, представитель гражданской авиации и капитан Оллонов. Планер упал где-то на границе нашей республики с Магаданской областью. Почему упал, кто на нем летел — пока этого мы не знаем. Известно только, что планер не наш. А отсюда следует, — Турантаев помолчал. — Отсюда следует, что на нем, возможно, прибыл именно тот, кого мы так с вами ждем. Человек мог воспользоваться парашютом, а планер разбился.
— Да, но откуда он мог взяться? — снова удивился Черенков. — Я-то видел планеры... до границы-то...
— Понятно, — остановил лейтенанта подполковник. — В том, как он мог пролететь такое расстояние, думаю, большой загадки нет. Могли же его доставить к нашей границе на самолете? Потом отцепился и полетел дальше. Но это не наша забота. Там на месте разберутся. Речь о нас с вами. Если действительно пожаловал курьер, он обязательно должен встретиться с Павлом. А он у нас к этому, к сожалению, еще не готов. Вдруг тот предложит Павлу связаться с разведцентром, что тогда? Давайте мы подумаем, что делать. У кого какие предложения?
— По-моему, есть очень простой и надежный выход, — поднялся Орешкин. — У меня вот, выше кисти, имеется, так сказать, на этот случай, парочка жировичков. Липомой, что ли, их называют. Они, правда, мне не мешают, и врачи говорят, что с ними я проживу двести лет, но... — он засмеялся, — я готов ими пожертвовать. А после можно руку в гипс, лишь бы кисть была свободной. Я же должен постигать морзянку.
— А что, это выход, молодец, — сказал Турантаев. — Договорились. Сегодня же сделать операцию. Я сам договорюсь со специалистами. Итак, пойдем дальше, — он посмотрел на Марченко, затем перевел взгляд на лежавший на столе лист бумаги. — Что тут у меня записано вторым пунктом? Ага, вот оно! Это касается лично вас, Иван Петрович, — снова посмотрев на Марченко, Турантаев прочитал: «Завербовать майора Марченко и передать в разведцентр, что в экспедиции приобретен свой человек». Ну как?
— Здорово! — откликнулся майор. — Это, как я понимаю, для успокоения их души. Но тильки, — он снова перешел на родной язык, — я могу и не пидты на вырбовку. Нэмае у мэнэ желаня робыть на ворогив.
— Пойдешь. Еще как пойдешь. Считай, что ты уже завербован. И, наконец, последнее. Мы не должны исключать, что человек, которого мы ждем, уже у нас. Мы не должны также исключить того, что в разведцентре полагают или даже точно знают о провале их агентов. Поэтому прошу... — Турантаев не закончил мысли. В это время ему принесли только что поступивший из министерства пакет. Взглянув на конверт, на котором стояло слово «срочно», подполковник решил закончить совещание. — Итак, прошу установить всех, кто в последнее время прибыл в Адычан, и проверить этих лиц. Вот, пожалуй, и все. Если есть вопросы, прошу. Нет? Свободны. Вас, Иван Петрович, прошу задержаться.
Когда они остались вдвоем, Турантаев подсел к майору.
— Может тебе, Иван Петрович, стоит перебраться к Ивану Александровичу? Комната у него найдется. Договориться я с ним сумею. Понимаешь, — Турантаев посмотрел собеседнику в глаза, — боюсь я за него.
— А что, можно, — после некоторого раздумья ответил Марченко. — Всем известно, что я живу в общежитии. С Иваном Александровичем состою почти в дружбе. Так что никаких кривотолков, по-моему, не будет.
— Вот и я так думаю. Будем считать, вопрос утрясен.
Оставшись один, Турантаев вскрыл конверт и, прочитав письмо заместителя министра, вздохнул:
«Легко сказать: «Разыщите Вагина». Возвращался бы он скорее. Смотришь что-нибудь и прояснится...»
IV
Вагин возвратился в Адычан на шестые сутки, когда последние лучи солнца исчезали за горизонтом. В кабинете Турантаева он грузно опустился на стул:
— Ну и задал же нам задачку этот планерист.
— Ушел?
— Какой там. Разбился, покончил, так сказать, самоубийством. На вот, читай, — Вагин достал из папки листок бумаги. — Это нашли при нем.
Турантаев нетерпеливо склонился над запиской.
— Выходит, он не пожелал шпионить против Родины: подложил в планер мину и подорвался. А второй, о котором он пишет, успел выброситься с парашютом?
— Правильно. Но мы нашли и второго. — Вагин усмехнулся. — Да, да, не удивляйся. Мы его действительно нашли... и тоже мертвого. Больше того, и при нем была записка вроде этой. Думаешь, я тебя разыгрываю? — Вагин достал из папки второй листок.
— Ничего не понимаю, — признался Турантаев. — Тот разбился, этот застрелился. Психи какие-то! Что у них, все там такие?
— Не думаю, — устало проговорил Вагин. — Сдается мне, что и эти не такие. Думаю, не они придумали этот трюк, а их шефы.
— Выдавать своих агентов? Увольте, Борис Иванович! Первый сам наводит нас на второго, а тот, в свою очередь, сообщает, что он шел на встречу с агентом Михайловым, по кличке «Белый», указывает пароль, адрес. Так что...
— Все правильно. Но к кому он якобы шел? К агенту, который год назад явился к нам с повинной, который и раньше палец о палец не ударил, чтобы что-то сделать для немецкой разведки, а уже тем более для них. Оказавшись на нашей территории, этот «агент» с оружием в руках бил тех же фашистов. И еще как бил, дай бог каждому. А когда в Австрии на него наткнулись эти, он тут же написал рапорт, выехал в Союз. Сразу пришел с покаянием и его, естественно, простили. Нужен он им, такой агент? Могли они им дорожить? То-то. Вначале и я клюнул, — Вагин засмеялся. — Ах, думаю, какие — не успели прибыть, кончают самоубийством. А потом сопоставил факты, прикинул так и сяк, вижу, пасьянс-то не сходится. Вот послушай, — Вагин тряхнул головой, отгоняя усталость. — Почему ни один из них даже не намекнул на то, с каким заданием они пожаловали к нам? Оба, словно сговорившись, умолчали об этом! А ведь это для нас, пожалуй, важнее всего. Почему первый, приняв решение подорвать планер, даже не пытался ликвидировать второго и спокойно дал ему возможность покинуть планер? Сдается мне, оба эти «самоубийцы» и не подозревали о таком повороте событий.
— Вот как?! Тогда должен быть и третий?
— Вот именно. И этот, как я полагаю, тертый калач. Он скорее всего и убил второго, оставив за него записку, но, к нашему огорчению, не оставил своей визитной карточки. Ради него, очевидно, и был разыгран этот маскарад. Там рассчитывали, что найдем взорвавшийся в воздухе планер, обнаружим записку и начнем искать второго. Найдем и его, мертвого, и успокоимся, потому как искать больше некого. А третий тем временем будет обделывать свои темные делишки.