Лейтенант заканчивал протокол, когда в цирке появились Баранников, Костя, Келелейкин и Елизавета Мухаметжанова.
Мертвый Икс лежал на пестрых ящиках из звериного реквизита фрау Коплих.
– Самый он и есть! – едва взглянув на труп, решительно сказал Келелейкин.
– Господи боже мой! – испуганно задохнулась Елизавета Петровна. – Да неужли ж и взаправду Яков?!
– Сомневаетесь? – спросил Костя.
– Так ведь тридцать лет почти, подумайте! – В голосе Елизаветы Петровны слышалось скорее удивление и растерянность, чем горе. – Вся, можно сказать, жизнь…
Дрожащими пальцами она расстегнула ворот грязной рубахи убитого. Под левой ключицей темнело круглое, величиною с двугривенный, поросшее темными волосками родимое пятнышко.
– Он! – прошептала Елизавета. – Он…
– Кто? – спросил Баранников.
– Муж… Яков Ибрагимович…
Все притихли, понимая, что тут уже не просто несчастный случай, а какая-то нехорошая, темная и даже, может быть, преступная история. Сама фрау Коплих изобразила на своем деревянном лице некоторое подобие любопытства. Один Цезарь по-прежнему презрительно безмолствовал.
– Ну, вот он, твой Икс, – указал Костя Баранникову на мертвеца. – Родной братец погибшего Мязина. Человек, на котором так неожиданно сошлись наши с тобой пути… Где его вещи? – обратился он к директору.
– Да какие там вещи! – насмешливо сказал сторож. – Тряпье, мусор… Пожалуйте сюда.
Он повел Баранникова и Костю куда-то в глубь звериного сарая.
– Выходит, Арчил-то наш и не Арчил вовсе? – удивленно перешептывались униформисты. – Яков, понимаешь, какой-то…
– Шпиён, что ли?
– А черт его знает, прощалыгу! Может, и шпиён, что ж такого удивительного…
Лейтенант безуспешно уговаривал людей разойтись по местам:
– Ну, чего не видали, уважаемые? Подумаешь, дело какое – зверь человека задрал! Он, ежели желаете знать, быка одним ударом кончает… Давайте, давайте, товарищи, освобождайте помещение! Ну, вот вы, папаша… ну чего тут не видали? И вы тоже, гражданка! Будьте любезны… Этак вся улица набежит, работать невозможно…
Последние слова лейтенанта относились к скромному старичку в габардиновом плаще, который в сопровождении какой-то женщины упорно протискивался сквозь толпу.
Пробившись наконец вперед, старичок хотел было что-то сказать лейтенанту, но тут показался Костя. Он быстро шел, громко, оживленно разговаривая с Баранниковым, одной рукой прижимая к груди какое-то невероятно грязное, засаленное подобие подушки, держа в другой маленький ободранный чемоданчик.
До сих пор угрюмо, презрительно молчавший Цезарь заволновался и издал вдруг такой громоподобный, захлебывающийся рев, что толпившиеся возле клеток люди дрогнули и попятились назад. Женщина, сопровождавшая габардинового старичка, испуганно взвизгнула и спряталась за его спину.
– Максим Петрович! – обрадованно воскликнул Костя. – Какими судьбами? Здравствуйте, Евгения Васильевна! Вот, Виктор, позволь тебе представить – учитель мой и вроде бы даже крестный – капитан Щетинин…
– Очень приятно, – вежливо поклонился Максим Петрович.
– А это, – продолжал Костя, кивая в сторону человека, лежащего на ящиках, – это – инженер Георгий Федорович Леснянский… Узнаете своего супруга? – обернулся Костя к онемевшей Изваловой. – Он?
Баранников закрывает дело
– Скажи, пожалуйста, вода – и холодная, и горячая, и какая только хочешь!.. Я когда на карту поглядел, где это Кугуш-Кабан такой, думаю – ну, край света! Затерянный мир или что-нибудь в этом роде… А тут, оказывается, шествие разума, размаха шаги саженьи! Нет, что ни говори, а все-таки город имеет свои преимущества. Вот хотя бы в этом смысле взять – в смысле удобств…
– Как же это вас Марья Федоровна-то отпустила? – спросил Костя с улыбкой, подавая Максиму Петровичу полотенце.
– Так ведь что сделаешь: Извалова-то ехать одна наотрез отказалась! «Опознавать? – говорит. – А он уже в тюрьме?» – «Еще нет, но вот если опознаете, – говорю, – будет в тюрьме». – «Значит, он еще на свободе ходит? И не просите, не поеду! А если я с ним невзначай столкнусь? Он же меня прирежет, негодяй!» Ох, и натерпелся же я с ней! И вещи ее таскай, и беспрерывно о чем-нибудь для нее хлопочи… То ее тошнит в самолете – добывай ей у проводниц лимонад. А добудешь – она уже лимонада не хочет, ей бы чего-нибудь кисленького или солененького. Погоди, вот назад поедем – узнаешь сам, что это за дама, если еще до сих пор не узнал… Да, так отчего же все-таки в этом вашем Кугуш-Кабане так чудно: тюрьма на улице Свободы, а кладбище – на улице Веселой?