— А я не говорю, что не смог — я говорю, что не стал бы!
Задумчиво ковыряясь в разорённом блюде с салатом, Ивица поддержала Денера. Уж ло Эрик если начинал махать железом, то прячьтесь все и трудолюбиво строчите завещание. Да и на хитрости всякие горазд — что по следопытским делам, что послушать лес, что на воинскую эту, как её — тактику. Откуда только такие парни и берутся? Она вспомнила смутно циркулировавшие в Башне сведения, что дескать, есть там у короля хваткие ребятки, способные безвозбранно водить сотню копейщиков по тылам повстанцев и при этом жалить так, что Архимаг не раз с крика срывался на визг. Да и король эльфов горючими слезами оплакивал останки тех своих воителей, кто осмеливался встать на пути или вцепиться в хвост…
Однако она промолчала. Отложила в сторону серебряную вилку — одну из пяти, с трудом найденных хозяином для благородных господ — и встала из-за стола. Улыбнулась лишь, когда щеголяющая нынче личиной записной сердцеедки ла Торвальдина чисто из чувства противоречия встала на сторону Ларса, а скрытая под внешностью смазливой русоволосой мещаночки ла Виолетта, для разнообразия — на сторону Денера. Пусть побранятся-потешатся, раздразнят аппетит перед…
Ивица усмехнулась. Мягко отвела глаза всем присутствующим — и исчезла для них. Не то чтобы действительно исчезла, а так… просто о ней все разом забыли и никто отныне не обращал внимания. Неслышно она взошла по боковой лестнице наверх, прошла по длинному коридору. Миновала дверь в свою комнату, подошла к торцу здания. Здесь строители невесть зачем устроили дверь на наружный балкон, но по холодному времени её уже заперли.
Однако кованые крюки и засовы не оказались даже мимолётным препятствием для мягко истекающей Силы (ах, какая прелесть это драконье пёрышко!), и волшебница шагнула в ночь.
Долго принюхивалась и прислушивалась к дуновениям ветерка, несущего на своих мягких невидимых крыльях запах морозца. Долго Ивица всматривалась в видимые только владеющим Силой эфирные веяния и течения, прослеживая их пути и прихотливые извивы. Нет, ла Торвальдина, хоть к тебе и откровенно благоволит кто-то из светлых богов, но всё же ты упрямо делаешь одну и ту же ошибку, наступаешь на одни и те же грабли.
Волшебница хихикнула — да золотоволосая графская внучка наверняка и выражения последнего не знает. Просто, с пелёнок в тебя ежеминутно вдалбливали превосходство над простолюдинами — и как бы ты ни хотела, а не измениться тебе. А мы тоже кое-что можем, у нас за вырезом платья да в рукавах тоже секреты имеются, а то как же. Да и под подолом, если вдуматься, тоже — и вовсе не только по женской части. Мы не тепличный изнеженный цветок, мы привыкшие ежедневно счастье своё у судьбы зубками, зубками выгрызать.
Властно улетели в ночную тьму слова Силы, вроде бы бесследно рассеявшись дуновениями воздуха. И волшебница затаила дыхание — выйдет или нет? Однако вышло.
Через совсем малое время раздался еле слышный шорох крыльев. И на подставленную руку Ивицы уселся большой, серо-коричневый с крапчатыми перьями сокол. Волшебница закусила от боли губу — защитить руку магией или толстой войлочной накладкой сокольничих она не догадалась, и теперь ужасающие когти птицы легко пронзили рукав и кожу. Чуть ли не до кости…
Но женщина не роптала. Присланная судьбой птица не оказалась белоснежной чайкой или голубкой — но не выявилась и чёрным вороном. Да, тут есть над чем задуматься. Выходит, на перепутье, когда всё может обернуться и так, и эдак? А, как бы ни обернулось, но идти надо до конца.
Вернувшись в залу продрогшей и озябшей до дрожи, Ивица обнаружила, что парочки уже разлетелись нетерпеливыми голубками по своим комнатам. Улыбнулась, представив сейчас испуганную решимость золотой и вдумчивое смакование чёрной. Ну что ж, воркуйте, коль так неймётся…
Кликнув хозяина заведения, волшебница отдала несколько распоряжений, всего лишь чуть скопировав неуловимо властную и повелительную манеру ло Эрика. Потного толстячка согнуло пополам от угодливости и желания услужить скрытой под вуалью магии знатной даме — к тому же владеющей Силой.
Пусть парочки любятся, негоже нарушать их счастье. Но и волшебнице негоже валяться в постели, в бессоннице кусая подушку от пробивающихся даже сквозь самые крепкие магические щиты пылких страстей и орошая её слезами. Да, зависть. Не злобная и не та, что разъедает людские сердца. А самая обычная, женская, какая бывает от одиночества…