Воспоминания эти возникали в самые неожиданные для Седого минуты, словно что-то внутри все чаще и чаще призывало их пробиться в его нынешние ненастные будни.
…Беспризорный дождь разогнал всех, хотя, несмотря на погашенные окна, еще не было поздно. И только в маленькой хибарке в глубине двора светится огонек. Блуждающее пламя колеблется во все стороны. В каморке — трое, не то чтобы совещаются — вполголоса разговаривают.
— Ты, Седой, не пойдешь с нами, тебя узнают. Останешься здесь, в карты сыграешь, а, может, еще чем займешься.
Жиган хмыкнул, потом громко расхохотался. Но никто его не поддержал.
— Да, братцы, — продолжил Жиган, — никогда бы не поверил, что Митя здесь ошиваться будет. Чужак он…
Жиган вопросительно взглянул на Митю. Тот отмолчался.
— Ладно, ладно, не будем об этом. Вот я и говорю: Седому не надо ходить, его опознают.
Ну и дело же обсуждалось, сейчас, когда Седой вспоминает, просто смешно становится. Голубятню чужую надо было взять. А тогда это было важно, словно на штурм крепости собирались.
— Знаешь что, Жиган, — решил Седой, — я с тобой пойду. Хоть и голубей там не ахти сколько.
— И что вам далось это дело? Завалят вас, — вставил Митя.
— Помолчи, — осадил его Жиган, — посмотрим.
Неожиданно военный совет был прерван появлением юркого мальчугана (уже и забыл, как звали-то) и Филина.
— Кто-то продал, — сказал мальчуган, а Филин усмехнулся сквозь зубы:
— Много чужих здесь болтается, слишком много.
— Может, отменим? — предложил Седой.
— Нет, — коротко ответил Жиган, — сходим, посмотрим.
Улица была пустынна. Митя шел позади всех, в отдалении от Жигана. Даже у Седого мысли путались, не говоря уже о Мите. «Зачем он встрял в эту историю? Хочет что-то доказать Жигану? Что его шатание на голубятню — не праздный интерес, а стремление понять, чем живут, чего хотят эти парни? И вот сейчас разыгрывает из себя разудалого молодца, отправляющегося на кражу чужих голубей…»
Не страх мучил Митю. Все это было ему неинтересно. И Седой это тоже чувствовал.
— Послушай, Жиган, зачем мы… — начал было Митя, но не успел закончить, так как Жиган настороженно приложил палец к губам:
— Тсс… тихо…
— Послушай…
— Помолчи-ка, — прошептал Жиган шепотом и, прыжком преодолев расстояние до ближайшей стены, буквально врос в нее. Из проходного двора вышла группа людей.
— Чего ты прячешься, Жиган? — услышал Седой. — Иди сюда. Кто это с тобой? Седой? И этот пацан, чужак? Таскаешь за собой…
Договорить он не успел, рука Жигана метнулась в карман и выхватила нож. Все отскочили в стороны. Двое кинулись к Жигану.
— Падла, — крикнул Жиган, — и вправду кто-то настучал. Уходи, Митя…
Видно, именно тогда и понял Митя, что если он уйдет отсюда, то перестанет быть человеком не только для Жигана и Седого, но и для самого себя. И остался рядом с ними…
Бамбай вошел в бар, как в собственную вотчину. Огляделся, заметил «своего», цыгана, и направился к нему.
— Здоров, морэ!
— Все в порядке.
— А это кто? — кивнул Бамбай в сторону Седого, который сразу показался ему подозрительным.
— Да вроде бы тебя дожидаются…
— Меня? — удивился Бамбай. — А, так там этот пацан, который нам бабки должен. Защитников привел?!
Седой встал со своего места и спокойной походкой направился к Бамбаю.
— Поговорить бы…
— Только не здесь, только не здесь, — рассмеялся Бамбай. — Пошли в другое место. Там и побеседуем.
— Здесь поговорим, — спокойно сказал Седой.
— Ты, папаша, что-то важный очень. И жизнь у тебя спокойная. А зачем ты на неприятности нарываешься? У нас стариков уважают.
— Я хотел тебя попросить, чтобы ты забыл про этого мальчугана. Ты его знаешь, Валера его зовут.
— Так он, папаша, нам бабки должен. Мы его не заставляли, так получилось, по справедливости.
— Вот по справедливости и прости его, — сказал Седой.
— А бабки ты за него заплатишь? — спросил Бамбай.
— О бабках другой разговор будет, спокойный, без шума.
— Ага, — сказал Бамбай, — и шума не любишь. Вот интересно. Шел бы ты отсюда…
— Я ругаться с тобой не хочу, — сказал Седой, — молод ты для меня, и то, что ты знаешь, я уже позабыл, но все-таки давай добром поладим…
А дальше произошло нечто совершенно неожиданное. Бамбай схватил Седого за плечо и с силой придвинул к себе — почти вплотную. В руке его оказался пистолет. Но выстрела не последовало. Седой сделал едва уловимое движение, и Бамбай стал тихо оседать на пол. Почти сразу же раздался истошный крик молодого цыгана: