— Не видишь? — рассмеялся Седой. — Да это же Митя, Митя!
— Митя?! — Арнольдыч привстал и, отодвинув от себя чашку, стал пристально вглядываться.
— Батюшки, никак и вправду Митя? Откуда взялся?
— С неба упал. Хороший подарок я тебе приготовил? — причмокнул Седой и языком, и губами одновременно.
Было видно, что он доволен произведенным эффектом. Еще бы! Арнольдыч, которого, кажется, ничто в жизни не могло удивить, был просто поражен. И даже засуетился, доставая чашки и приглашая гостей к столу.
— Давайте, присаживайтесь, чайку попьем, поговорим…
— Ладно тебе, Арнольдыч, не суетись, время терпит. Все успеем — и поговорить, и чайком побаловаться.
— Время, оно, конечно, стерпит все, а вот мы, грешники, можем не успеть святыми заделаться.
— Хватит, Арнольдыч, балагурить, зачем тебе, грешному, святость?
— Ты, Седой, этого не понимаешь, а Митя меня поймет. Хочется к концу от прежней тяжести освободиться, так сказать, нагишом в рай войти.
— Сейфы, что ли, на плечи давят, — засмеялся Седой.
— Оставь, Седой, — сказал Митя, — не тревожь ты его.
— Вот-вот, Митя, заступник ты мой, один ты меня понимаешь. А сейфы что, чепуха все это, работа, такая же обычная, как и все остальные.
Они с наслаждением пили чай, и со стороны можно было подумать, что собрались люди, у которых нет никаких проблем, и им очень хорошо друг с другом. А что еще надо в этом сложном, неустроенном мире, где все так издерганы, где любое неосторожное слово грозит обернуться взрывом и бедой.
— Спасибо, что пришли, навестили. Небось, дело какое, без нужды сейчас друг к дружке не ходят.
— Угадал, Арнольдыч, — усмехнулся Седой. — Кое-что решить надо, а без тебя не получается никак, не складывается. Митя в беду попал, да и я подставился.
— Про Митины дела я слыхал, вся округа говорит. — Арнольдыч сделал паузу, а потом добавил: — Я Митю не осуждаю. Прибил он шалаву эту за дело, я бы и сам так поступил. Жизнь она ему поломала. И корешка своего гнилого, того, что с ней был. Вишь, не изловили тебя, Митя, везучий ты…
— Ненадолго это, Арнольдыч! Куда ему деваться? — сказал Седой, — мир маленький, для человека в нем места немного.
— Да ты никак философом стал, Седой? — усмехнулся Арнольдыч.
— А что, вам одним, что ли?
— Тяжело мне, Арнольдыч, не знаю, что дальше будет? — скривился Митя.
— Погоди, парень, что-нибудь да придумаем. Пей чай пока что.
И то, что Арнольдыч перестал развивать тему, немного успокоило душу. Митя пил ароматный чай и вполслуха слушал рассказы Седого о нынешних порядках, но мысли его снова были не здесь, а в далеком прошлом, когда не было никаких забот и не надо было ни от кого спасаться, и жизнь шла по накатанной колее.
— Ты где сейчас отлеживаешься? — неожиданно спросил Арнольдыч.
— У цыган он живет, — опережая Митин ответ, сказал Седой.
— У цыган? Как попал-то к ним?
— Случайно, — ответил Митя. — Спасался.
— Зря ты побежал, Митя, — неожиданно тихо сказал Седой, — надо было с повинной явиться. Смягчающие обстоятельства. Ревность. Измена. Скостили бы срок наверняка.
— В такие минуты трудно сообразить, — вмешался Арнольдыч, — знаю я, бывали у меня и покруче моменты. Туман находит, и ничего не видишь вокруг, словно слепой котенок тыркаешься. Так что там с цыганами-то у тебя?
— Поначалу хотел просто переждать, потом все завертелось, в дела ихние встрял, а в чем-то и поучаствовал.
— Смотри-ка, Митя, на тебя это не похоже. Никак ты на дела ходил? — удивленно взглянул на него Арнольдыч.
— Ты, Арнольдыч, дело говори. Мы на тебя шибко надеялись, — тихо проговорил Седой. — Как узелок развязать?
— А что, — спросил Арнольдыч, — еще что-то вышло?
— Да, — кивнул Седой. — Вышло. Повесили цыгане большой счет на одного пацана, а он ко мне пришел защиты искать. Ну я и хотел поговорить с ними. Дождался того, кто у них заправляет, а он начал права качать. Я его на нож и посадил. Потом еще двоих цыган пришлепнули. Теперь они меня ищут.
— Ребятки, как же вы умудрились такую кашу заварить? Это на старости-то лет! Вам обоим уехать надо. На время и в разные края.
— Никуда я не поеду, — твердо сказал Седой, — дел у меня много в городе. Да и Митя ехать не хочет.
— Тогда пусть Митя у меня поживет, — предложил Арнольдыч. — Кто подумает, что он здесь, рядом с собственным домом околачивается?
— Поздно, Арнольдыч, — вымолвил Митя, — не могу я от цыган уйти. А Седого спасать надо, цыгане его достанут, со мной или без меня — неважно.