— Ты всегда был бойким, Седой.
— Молодость, молодость! Прошла она, как ветром сдунуло.
— Один живешь? — внимательно взглянул на него Гурано.
— Есть у меня женщина, заботится.
— Понятно…
— Скучно мне, Гурано, душа рвется из груди, чего-то требует.
— Никак что задумал, Седой?
— Есть наметки. Пойдешь со мной?
— Хоть бы отдышаться дал, — засмеялся Гурано, — с поезда я…
— Некогда. Сегодня ночью и пойдем.
— Да говори же толком, что темнишь?
Гурано видел, что Седой напряжен до предела. Он всегда был таким, когда готовился к чему-то важному.
— Одни пойдем?
— Нет, еще будут люди.
— Кто? — поинтересовался Гурано.
— Так, на подхвате, — безразлично ответил Седой, — подать, поднести.
Гурано сделал паузу, потом еще раз взглянул на Седого и вдруг спросил:
— Седой, а что ты с цыганами не поделил?
— Зачем молчал, — тихо сказал Седой, — будто я не понял сразу, что ты уже все знаешь?
— На вокзале цыгане сказали, что ищут одного блатного, счет у них к нему есть, большой счет. Сердце мне сразу подсказало, что это можешь быть только ты. Что случилось-то?
— Отмазал парня одного, а меня к стене приперли. Пришлось нож достать.
— Серьезное дело, — вздохнул Гурано. — Ищут они тебя, но ты не бойся, я тебе помогу.
— Спасибо, — благодарно взглянул на него Седой.
— А кому же мне помочь, как не тебе, ты же мой старый кореш?!
— Запуталось все. Митю помнишь?
— А, это симпатичный такой, дружок твой? Помню. Живой он?
— Да ты что, Гурано, не узнаю тебя. Вроде бы что-то знаешь, а на самом деле — ничего или притворяешься? Митя теперь с цыганами шастает. И мокрое дело у него на плечах висит. В розыске он.
— Да что ты? — Гурано привстал. — Этого я не знал. Не сказали мне «ромашки».
— Бабу он свою поймал с другим. Со своим другом. И — пришил обоих. А потом цыгане его спрятали. Вот он с ними и обретается.
— Смотри-ка, приняли они его к себе, — удивился Гурано.
— Все перепуталось, Гурано. Хочу сегодня фирму одну пощупать, тут неподалеку. Как, согласен?
— Сходим. Только потом надо будет с цыганами договориться. Кровь Бамбая они тебе не простят.
— Не хотел я его убивать, Гурано. Он сам на нож нарвался. Я хотел дело миром решить.
— Да, Бамбай — заноза, смерти искал, всегда на рожон лез.
— Вот и помоги мне, Гурано.
— Я поговорю с бароном, — сказал Гурано. — Только он может решить эту проблему. А Митя что тебе говорит?
— Виделся я с ним. Просит, чтобы я из города уехал, скрылся.
— Это не дело, цыгане везде найдут.
Седой понимающе кивнул.
— Они и к Мите какой-то счет имеют. Там блатные, молодняк, еще двоих пацанов цыганских уложили. Такая каша варится! За это Мите придется ответить. Не уберег.
— Так это не твои цыганских пацанов убили?
— Нет, зачем мне они? — Седой отвернулся. — Пойдем, Гурано, ко мне, посидим, потолкуем о деле.
И они отправились к Седому…
Темнота кружилась над городом, как зловещая птица. Иногда она взмывала вверх, появлялись звезды, и тогда чуть светлело. Но чаще тьма опускалась на дома, и все подергивалось густой пеленой. Город давно уже вымер, люди боялись появляться на улицах. Все чаще и чаще по вечерам в окна обывателей врывались звуки автоматных очередей и призывы о помощи. Люди испуганно прислушивались, и малейшие шорохи, доносящиеся из-за массивных железных дверей, заставляли их вздрагивать. Словно какая-то бесовская сила царствовала над мегаполисом, и он подчинялся ей, жил по ее законам.
Седой суетился вокруг стола, плотно заставленного различными угощениями и выпивкой. Радушный хозяин, он то и дело подливал в рюмки, подкладывал в тарелки, ежеминутно осведомляясь:
— Может, еще чего, а?
Арнольдыч и Гурано сидели молча и сосредоточенно работали вилками.
— Как вельмож принимаешь, Седой, — радовался Арнольдыч.
— Да ладно тебе, Арнольдыч, такие люди, как же иначе?
— А где же дочка моя, Катерина? Куда ты ее отослал?
— Мужские дела — мужские разговоры. Разве нужна при этом женщина? — посмеивался Седой.
— Так он с твоей дочкой живет? — спросил Гурано.
— Любовь! — подтвердил Арнольдыч. — Никогда не угадаешь, кто где встретится. Давно сошлись они и вроде бы ладят.
— К подруге поехала, — сказал Седой. — Да, кстати, Арнольдыч, Митя-то все у тебя или ушел?
— В разладе он с самим собой и покоя не знает.
— Не будет ему покоя, — покачал головой Седой, — пока все дела не утрясутся. Вы вот что, ребята, — засмеялся хозяин, — ешьте, пейте, ни о чем плохом не думайте, а я обо всем позабочусь.