Тем временем в поле их зрения оказалась та самая компания шпаны, которая уверенно двигалась в сторону барака. Остановившись во дворе, местные принялись бурно обсуждать достоинства некой Гальки, которая, судя по разговору, жила как раз в этом самом бараке. Неожиданно, в порыве спора, от компании отделился здоровый детина с бритым черепом и истеричным срывающимся голосом заорал:
— Галька, б. я, выходи!
Остальные дружно его поддержали и присоединились к мероприятию. Теперь уже все они стояли задрав головы (Галька, видимо, жила на втором этаже) и нестройным хором выводили ее имя, мешая его с самым отборным матом.
— Не пацаны, — подытожил детина. — Так, шалава, не выйдет. Надо идти за ней!
Шпана бурно высказала одобрение этой светлой мысли и всей ордой направилась к подъезду.
— Что будем делать? — встревожено посмотрел на Павла один из его спутников.
— По обстановке, — принял решение Павел и замер на месте, не моргая глядя на входную дверь, которая вот-вот должна была распахнуться.
Первым в подъезд зашел детина. Увидев перед собой незнакомого человека, он резко остановился и какое-то время тупо смотрел на Павла, словно пытаясь понять, что из себя представляет преграда, на которую он наткнулся. Сообразив, что преградой является человек, детина, наконец, отреагировал:
— Опа! Э, пацаны, давай сюда все!
Пацаны не заставили себя долго ждать, и в следующий миг уже вся шайка столпилась в воняющем мочой и помойкой подъезде, тускло освещенном то и дело мигающей лампочкой, готовой в любой момент погаснуть навсегда.
— Кто такие? — Развязно поинтересовался здоровый лоб, смотрящий на Павла сверху вниз.
— Ребят, — Павел старался говорить как можно мягче, но в то же временно уверенно. — Давайте разойдемся? А? Идите за совей Галькой, а мы пойдем своей дорогой. Договорились?
Детина выпучил глаза и на лице его заиграла дебиловатая улыбка. Он повернулся к своим кентам и кивнув маленькой головой на бычьей шее в сторону Павла, с неподдельным удивлением в голосе, сказал:
— Не, пацаны, вы слышали? Слышали, пацаны?
Пацаны подтвердили, что слышали. Бритый издал неопределенный звук, который должен был выразить удовлетворение ответом, и снова повернул голову к Павлу.
— А ты откуда, падло, про Гальку знаешь?
Поросячьи глазки его еще больше сощурились, а на шее заиграли желваки. По всему было видно, что в голову его закралось страшное подозрение насчет Павла и Гальки.
— Да ты же сам только что на весь поселок ее звал, — улыбнувшись, ответил Павел, стараясь не смотреть детине прямо в глаза, чтобы не вызвать еще большей агрессии со стороны этого одноклеточного существа.
— Врешь! — патетически воскликнул бритый. — Врешь, сука!
Продолжая извергать трехэтажные конструкции, он подошел к Павлу почти вплотную, и обеими руками толкнул его в грудь. Павел отлетел в сторону и ударился спиной о деревянную стену.
Пацаны сделали свой выбор. И выбор этот был неправильным.
Последнее, что бритый уголовник увидел в своей жизни, было страшной картиной. Человек, которого он только что оттолкнул, медленно встал с пола, громко дыша. Когда он поднял глаза, бритый с ужасом увидел, даже при тусклом освещении цедящей свет лампочки, одиноко болтавшейся под потолком, что они стали желтого цвета. Незнакомец смотрел на него уже не как человек, а как…
— Твою мать, — прошептал кто-то, стоявший позади бритого. — Это что же такое?…
Тем временем лицо Павла тоже изменилось до неузнаваемости: по обе стороны от носа образовались складки, а верхняя губа задралась вверх, оголив огромные клыки.
— Ээээ…дядя… — Детина попятился назад, но наткнулся на своих дружков и чуть не свалился. — Я же это…пошутил…
Но было уже поздно. Издав страшный звериный рык, Павел в стремительном броске преодолел несколько метров и впился клыками в шею обидчика. Хлестнула кровь, забрызгивая все вокруг. Мощным рывком Павел вырвал детине кадык и выплюнул его на пол. Уголовник в недоумении опустил глаза, посмотрел на кровавый комок, который еще пару секунд назад был составной частью его шеи, и упал замертво.
Теперь терять время было нельзя. Двое из группы Павла молниеносно оказались около входной двери и заблокировали ее. Их лица уже тоже был не те, что прежде — больше это были не люди. А волки в человеческом обличье.