— …короч мы решишь пожалеть куру и…
— Положи… яйца… назад, — медленно сказала Тиффани.
Второй, неразговорчивый, подтолкнул первого:
— Лучше делай, как она сказашь, — буркнул он. — Не то худо будет.
Она из клана Болитов, да еще и карга. Она прибишь Дженни, — такое раньше никому не удавашься.
— Айе, я тож так думашь.
Оба крошечных человечка аккуратно уложили яйца назад. Один даже подышал на скорлупу и сделал вид, что полирует ее краем своего рваного клетчатого килта.
— Никакого вреда, хозяйка, — сказал он, взглянув на другого человечка. А потом они исчезли. Только какое-то красное пятно мелькнуло в воздухе и несколько соломинок перед дверью курятника взлетело в воздух.
— И я мисс! — крикнула Тиффани. Она посадила курицу на яйца и вышла из курятника. — И я не карга! Вы феи какого вида? И что там насчет вашего бугра, я имею в виду барана? — добавила она.
Ответа не последовало, но послышался звон ведер около дома, который означал, что кто-то уже поднялся.
Она спрятала «Волшебные предания», задула свечу и направилась домой.
Мать уже встала. Она разводила огонь и спросила ее, что она делала во дворе. Тиффани ответила, что услышала шум в курятнике и вышла проверить, вдруг это снова лиса. Ее ответ не был ложью. Фактически все это было правдой, за исключением нескольких незначительных деталей.
В целом Тиффани была правдивым человеком, но ей казалось, что бывали времена, когда нелегко было отделить истинное от ложного. Вместо этого могли быть вещи, которые люди должны были знать в настоящее время и вещи, которые они не должны были знать в настоящее время.
Кроме того, она не была уверена, что она знала в настоящее время.
На завтрак была овсянка. Тиффани поспешно съела ее, намереваясь вернуться в загон и заняться тем бараном. Могли обнаружиться следы в траве или еще что-нибудь…
Она искала, не зная зачем.
Крысошлеп, до этого спавший перед духовкой, теперь сидел встревоженный.
Тиффани почувствовала мурашки на шее и попыталась увидеть то, на что смотрел кот.
На кухонном столе стоял ряд синих с белым банок, которые ни на что не годились. Их оставила матери престарелая тетка, и мать гордилась ими, потому что они были симпатичные, хотя и полностью бесполезные. На ферме была небольшая комната для бесполезных вещей, которые, однако, выглядели хорошо, таким образом, они сохранялись.
Крысошлеп наблюдал за крышкой одной из банок. Она очень медленно поднялась, и из-под нее показался намек на рыжие волосы и на два пристально глядящих глаза-бусинки.
Крышка опустилась, когда Тиффани присмотрелась внимательнее. Мгновение спустя она услышала слабый звон, и пока она вглядывалась, банка качнулась вперед-назад и легкое облако пыли пронеслось по верхушке буфета. Крысошлеп озирался в замешательстве.
Они действительно были очень быстрыми.
Девочка выбежала в загон и осмотрелась. Туман опустился к траве, и жаворонки поднялись с холмов.
— Если этот баран не вернется сию же минуту, — крикнула она в небо, — вам предъявят счет!
Крик отразился от холмов. А потом она услышала рядом слабый звук маленьких голосов.
— Че карга сказашь? — спросил первый голос.
— Она сказашь, что на щеч-чик поставит.
— Ой, вайли, вайли, вайли! Вот мы же вляпашься!
Тиффани озиралась с покрасневшим от гнева лицом.
— У нас есть обязанности, — сказала она воздуху и траве.
Это было нечто, что Бабуля Болит сказала однажды, когда Тиффани плакала о ягненке. Бабуля выражалась по-старомодному, она сказала: «Мы как боги для животных или полей, моя джигит. Мы назначаем им время для рождения и для смерти. Между этими временами у нас есть обязанности».
— У нас есть обязанности, — повторила Тиффани более мягко.
Она осмотрелась вокруг.
— Я знаю, что вы меня слышите, кто бы вы ни были. Если этот баран не вернется, будут… проблемы…
Жаворонки пели над овчарнями, делая и без того глубокую тишину еще глубже.
Тиффани должна была сделать работы по хозяйству, прежде чем посвятить время себе. Это подразумевало кормление цыплят и сбор яиц и ощущение гордости, оттого что их на две штуки больше, чем могло быть. Еще это означало принести шесть ведер воды и натаскать полную корзину дров для растопки печи, но она пренебрегла этой работой, потому что терпеть ее не могла. Тиффани действительно больше всего нравилось сбивать масло. Это давало ей время, чтобы думать.
«Когда буду ведьмой в остроконечной шляпе и на помеле, — думала она, работая мешалкой, — только махну рукой, и получится масло, не хуже этого. И любые мелкие рыжие черти, которые только подумают взять нашу скотину, будут…»
Раздался всплеск позади нее, там, где она выстроила в ряд все шесть ведер, чтобы было удобнее брать.
Одно из них теперь было наполнено водой, которая все еще хлюпала туда-сюда.
Она продолжала сбивать, как ни в чем не бывало, но, прервавшись через некоторое время, сходила к мешку с мукой. Она взяла оттуда горсточку, рассыпала ее по порогу и возвратилась к сбиванию.
Несколько минут спустя позади нее раздался другой хлюпающий звук. Когда она обернулась, да, второе ведро тоже было наполнено. И в муке на каменном пороге было только две цепочки следов — одна наружу, другая — обратно в маслодельню.
У Тиффани не хватало сил поднять тяжелое деревянное ведро, когда оно было наполнено.
«Так, — подумала она. — Они настолько же сильные, насколько и быстрые. И меня это нисколько не беспокоит».
Она присмотрелась к большим деревянным балкам, перекрывавшим комнату, — просыпалось немного пыли, как будто там что-то быстро промчалось.
«Думаю, что должна положить этому конец прямо сейчас, — решила Тиффани. — С другой стороны, не будет никакого вреда, если я подожду, пока все ведра не наполнятся».
— А потом я должна буду наложить дров в корзину на кухне, — сказала она громко.
Можно было попытаться.
Она возвратилась к сбиванию и даже не потрудилась обернуться, когда услышала еще четыре хлюпа за спиной. И она не оглянулась, когда услышала легкое вуш-вушш и грохот загружаемой корзины. Она повернулась только тогда, когда шум прекратился.
Корзина была полна до потолка, в ведрах плескалась вода. Рассыпанная мука была истоптана массой следов.
Она прекратила озираться. У нее было чувство, что за ней наблюдали чьи-то глаза, много глаз.
— Э… спасибо, — сказала она. Нет, это было неправильно. Она волновалась. Она бросила мешалку для масла и встала, пытаясь выглядеть настолько жестокой, насколько было возможно.
— И что там по поводу нашей овцы? — сказала она. — Я не поверю, что вы действительно сожалеете, пока не увижу, что овца вернулась!
Из загона послышалось блеяние. Она выбежала в сад и посмотрела за изгородь.
Баран возвращался задом наперед на большой скорости. Он пролетел остаток пути до изгороди и рухнул, потому что человечки отпустили его. Один из рыжеволосых появился на мгновение на бараньей голове. Он злобно плюнул на рог, потер его клетчатым килтом и исчез, как размытое пятно.
Тиффани в задумчивости пошла назад к маслодельне.
О, когда она возвратилась, масло было сбито. Не только сбито, но и разложено на дюжину ласкавших взгляд сочных золотых брусков на мраморной доске. И на каждом даже лежало по веточке петрушки.
«Они домовые?» — задалась вопросом девочка. Согласно «Волшебным преданиям» домовые бродили вокруг дома, делая хозяйственные работы в обмен на блюдце молока. Но на картинке они были радостными маленькими существами в длинных острых капюшонах. Рыжеволосые человечки выглядели так, как будто молока никогда в жизни не пробовали, но можно было попытаться.
— Хорошо, — сказала она громко, все еще чувствуя скрытых наблюдателей, — дело сделано. Спасибо. Я рада, что вы раскаиваетесь.