– Останови. Назад посмотрим. – И вышел из машины.
Я мог бы и не оборачиваться. И так знал, что будет.
Вот моя деревня, вот мой дом родной. Вот качусь я… Нет, не так. Вот окно моей спальни. Вот из него вылетели стекла, пыхнул клуб дыма. Рвануло пламя, донесся хлопок взрыва. Цикады смолкли на секунду.
Стало быть, «девки гуляют, и мне весело». А еще ногами своими хвалилась, попкой вертела, под семейное одеяло ко мне лезла. Предательница, шпионка, изменщица, стало быть. И не зря мне порой казалось, что где-то я ее видел.
– Первая причина, – веско сказал мой пассажир. – Анчар тебя спас. Запомни.
– Анчар – это, стало быть, ты?
Он молча и важно вернулся в машину – она резко осела и опасно накренилась в сторону пропасти. Я поспешил уравновесить ее своим худым телом.
– Я тебя буду Архаром звать. Ты такой легкий, проворный. Прыгучий.
Анчар поднял кулак:
– Не смейся надо мной – накажу.
Опять за свое. Я наконец-то разозлился.
– Знаю, знаю… – опередил он меня. – Но я очень постараюсь.
Анчар вытащил из перчаточного ящика громадный золотой мандарин – будто второе солнце взошло, снял с него кожуру, разложил на дольки, с наслаждением втянул волшебный запах. Перегнулся назад – машина ходуном заходила, – достал бутылку, налил два по полстакана.
– Только не говори долго, – предупредил я. – Очень мандарина хочется.
– Хорошо, скажи ты.
– За здоровье! – Я поднял стакан, в который упали и заиграли в коричневой глубине коньяка солнечные лучи. – И знакомство.
Анчар подумал, поочередно склоняя голову к плечам, как большая внимательная собака, согласно кивнул и выпил. Разгладил красивые сталинские усы, провел рукой по зачесанным назад густым, но совершенно седым волосам.
– Ехай дальше.
– За второй причиной? – Я включил скорость.
Анчар не ответил, наверное, проговаривал про себя заготовленный, но обидно невостребованный тост.
– Надо еще одно место заезжать, – сказал Анчар, когда мы проезжали Майский.
– Базар называется. Пока все свежее – хочу купить. Тебя будем угощать. Как гостя. Тебе очень понравится!
– Угостили уже, – буркнул я. – Понравилось.
– Э! – Он ударил по «бардачку» ладонями. – Зачем так долго плохое вспоминать? Далеко уже осталось, забудь навсегда.
Легко тебе живется, баран горный, подумал я, жестоко ошибаясь.
…Мы ехали по Майскому, и я с интересом поглядывал по сторонам. Не с тем, стало быть, интересом, с каким осматривают достопримечательности незнакомого города. Совсем с другим – с живейшим интересом человека, для которого только что не пожалели столько тротила.
Ну вот, я же говорил! Одна из машин у гостиницы отделилась от своей стаи и пристроилась к нам. Ненавязчиво так, стыдливо. Как подросток к поразившей его своей красотой взрослой женщине. Не приближаясь, не отставая, глаза вроде бы по сторонам, а горячий взор липнет все к одному месту.
В машине – трое, вместе с водителем. Не много. Боковые стекла с обеих сторон опущены.
Сейчас они наберут скорость, поравняются с нами и откроют через окна огонь из двух стволов. И тут же с воем двигателя и визгом шин умчатся вдаль, оставив позади себя пробитый во многих местах красивый «Форд» дурацкого цвета, залитый нашей кровью, и вонь сгоревшего пороха. А также: четыре строки в сводке и полколонки под рубрикой «Происшествия» в местной газетке.
Но нет, не так это просто, ребята: улица узкая, машин полно, особо не разгонишься, шинами не повизжишь. Они меня скорее всего на рынке убьют, в толпе – чего проще, не вынимая рук из карманов.
Но вот на хрена я им сдался, таким упорным и настойчивым? Старые враги разыскать меня так быстро не могли, а новых я еще не успел себе нажить…
Анчар велел припарковаться, достал корзину (не иначе от воздушного шара) и грузно полез из машины, отвечая во все стороны на радостно-уважительные приветствия и объятия аборигенов, растворился в их жизнедеятельной толпе.
Оно и к лучшему.
Я тоже вышел из машины, чтобы не сидеть в ней как дурная мишень, и пошел вдоль ароматных фруктовых рядов. Тоже как алчный до женских прелестей подросток – глаза вроде бы по сторонам, а горящий взор (из затылка) – в одно место.
Вражья машина даже еще не остановилась, а из распахнувшихся дверец выскочили двое в белых пиджаках, быстро, набирая темп, пошли за мной. На сближение, стало быть.
Один из них, что поближе ко мне, потащил руку из кармана.
Я резко повернулся и стал столбом. Чтобы он имел возможность прицелиться, а я – не схватить шальную пулю.
И дал ему выстрелить (первым никогда не стреляю, всегда последним), качнулся в сторону и ответил навскидку, навсегда испортив его белый пиджак на самом видном месте. Где обычно медали висят.
Над рынком взметнулся многоголосый женский визг, и настала тишина.
Второй торопливо, на ходу, выкинул вперед руки с пистолетом, но выстрелить не успел: сзади, из толпы застывших людей, вылетела огромная нога и врезалась ему в поясницу. Он изогнулся, пробежал вперед несколько шагов и плашмя грохнулся на землю. Его пистолет послушно заскользил к моим ногам.
Я поднял его, вынул обойму и изо всех сил, как гранату, запустил в ветровое стекло вражьей тачки. Стекло звякнуло и осыпалось – частью в салон, частью на капот.
Мелькнуло бледное лицо водителя, машина дала задний ход (с ревом двигателя и визгом шин) и исчезла.
– Пойдем, – сказал Анчар, приближаясь ко мне, чуть прихрамывая. – Все купил, все самое свежее.
– Когда же ты успел? – подозрительно спросил я, не убирая пистолет.
Он открыто улыбнулся на мою неправильную догадку:
– Я долго не умею. Одну корзинку отдал. С деньгами. Другую взял. С фруктами. Пойдем, скоро милиция приедет.
– Подожди, сейчас он встанет, и я его кое о чем спрошу.
– Нет, – Анчар покачал головой. – Долго ждать. Сегодня не встанет.
Пожалуй, он прав.
И мы пошли к своей машине, провожаемые восхищенными восклицаниями и восторженным цоканьем со значительным покачиванием головой.
– Эти люди, – сказал Анчар, укладывая корзину за сиденье, – они много хотят от тебя?
– Откуда я знаю? – возмутился я и подумал: нет, архар наивный, они не от меня многого хотят, совсем нет. Они по твоему следу пришли, стало быть.
– Не говори никому, что случилось, – посоветовал Анчар. – Только мы с тобой знаем. Правильно сказал? Так, да?
За перевалом Анчар сменил меня за рулем. Лучше бы он этого не делал. Однажды я уже ехал с грузинским ментом по городу – первая седая прядь в бедовой голове Серого…
– Останови, – сказал я. – Ну тебя к черту. Погибай один. С меня на сегодня хватит.
Анчар, удивленный, повернул ко мне голову, уставился вопрошающим взглядом. Машина, естественно, устремилась к пропасти.
– На дорогу смотри! – рявкнул я.
– Я ее знаю, – он выпустил руль и недоуменно развел руки. – Как свой дом. Правда, его у меня нет. – Он все еще смотрел на меня.
– Оно и видно.
Анчар пожал плечами, чуть довернул руль – левое крыло прошло в миллиметре от скалы, правое колесо – в микроне от пропасти.
– Может, я ошибся? – спросил он издевательски-встревоженно. – Может, ты не Серый?
Я повернул к себе зеркальце, всмотрелся в свое отражение и буркнул:
– Белый!
Дрогнул усмешливо ус, вернулось на место зеркальце…
Не знаю, многолетняя усталость, бурные события последнего времени или бессонная ночь (скорее всего, прекрасный коньяк на рассвете) – не знаю, но я нагло и глупо уснул и проспал почти всю дальнейшую дорогу. Непростительно, конечно, но мне почему-то было на это наплевать.
Куда меня везут, зачем, в каком качестве и почему я так легко уступаю неведомой силе, властно затягивающей меня в темный омут? – лениво, совершенно не беспокоя, шевелились в голове эти скучные вопросы. Плохо, Серый, очень плохо, стало быть. Не ответив на них, ты можешь опрометчиво совершить дурной поступок. Дурной – стало быть, себе во вред. Впрочем, и это было мне совершенно безразлично…