– Где твое сердце? – рычал Анчар, лежа на земле. – У тебя есть кровь? Или холодная вода?
Прохожие с интересом приглядывались и прислушивались. Здесь чужие скандалы любили. Особенно с гранатами.
– Собери яйца и сядь в машину, – тихо сказал я.
– Какие яйца? – смутился Анчар, вспомнил, видимо, испорченную «молнию», скосил глаза на ширинку.
– Женька – моя женщина, – сказал я. – И я за нее отвечаю.
– И я. Отвечаю.
– Вот вместе давай думать.
– Зачем думать? Стрелять надо.
– Это потом, – и я рассказал ему о нашем разговоре с Боксером.
– Может, он врет, да?
– Сейчас проверим.
Не доезжая до автовокзала, я вышел из машины и пошел дальше пешком. Раза два проверялся – все чисто. Да и зачем им слежка?
Через диспетчерскую я без труда разыскал водителя того автобуса, в котором уехала Женька. Он неподалеку пил кофе под полосатым тентом и улыбнулся, узнал меня.
– Привет, – сказал он. – Это ты – который сверху и снизу?
– Это был пароль, – разочаровал я его. – Это была моя сотрудница. Я – директор частного охранного агентства.
– Значит, это твои ребята ее увели? – с интересом спросил он.
– На двадцатом километре?
– Нет, почти на выезде.
– Дисциплинка, – поморщился я. – Ничего нельзя поручить.
– Я еще удивился: остановил меня гаишник, а уехали они в частной машине.
– Да, это наш «мерс».
– «Вольво», правда, была, – осторожно поправил он меня, начиная что-то соображать.
– Да хрен с ней, с «Вольвой». Главное, что ее в город отвезли. Как приказывал…
– Ну… наверное, не сразу. Сначала на дачу, верно? – Он посмотрел на меня и опустил чашку на блюдце: – Говори, что надо, не темни.
– Сколько их было, как выглядели, куда пошла машина?
– В салон вошли двое, не особо приметные, в белых пиджаках. Что-то ей сказали, она сразу встала и пошла на выход. Да же сумку было свою оставила, да один из них напомнил. А куда машина пошла, где мне знать? Видел я только – на Медвежье свернули. – И прямо спросил: – Плохо?
– Номер машины, конечно, не запомнил?
– Да к чему мне? Так, глазом скользнул – местный.
– Ладно, спасибо тебе. Помалкивай в дальнейшем.
– Себе не враг, – правильно рассудил он. И тут же сам себя опроверг: – Может, помочь чем?
– Помоги. Если что еще вспомнишь или машина эта мелькнет, в горотделе Володе Стрельцову сообщи, скажи, для Серого. Нет, для Алекса.
– Добро. Кофе хочешь? Алекс…
– Водку впору пить.
Он понял буквально:
– Нет, у меня рейс еще сегодня.
– Ну счастливо тебе. Спасибо.
– Бывай, не отчаивайся. Девка-то стоящая.
– Других у меня нет.
Вот именно.
– Что узнал? – Анчар топтался у машины, бросился мне навстречу.
– Из автобуса ее взяли. Увезли в сторону Медвежьего.
– Знаю, да. Там глухое место. Несколько дач в горах. Очень богатые люди живут. Туда не приедешь. Не пустят.
– Щаз-з! – вырвалось у меня, и я чуть не застонал. – Если надо будет, от этих дач даже пепельниц не останется.
– Как мужчина сказал! – похвалил Анчар. – Как мужчина сделай. Поехали за Максимовым.
– Нет, Арчи. Все по-другому будет. Гони на виллу.
– Я знаю, ты все правильно придумал. Ты извини, что я погорячился. Я Женечку очень люблю. Как сестру.
Я тоже. Но не по-братски.
Арчил сел за руль. Я закрыл глаза. Во-первых, мне нужно было сберечь оставшееся малое число нервных клеток, а во-вторых, подумать. Хоть я и глупый человек из пяти букв, на первую «Д». Или «М», стало быть. Что еще точнее.
– Не загоняй машину, оставь у ворот, – сказал я Анчару, выскакивая. – Сейчас обратно поедем. Двери пока запри везде, сегодня не вернемся.
– Молодец! Так и будем ездить туда-сюда, пока Женечку не спасем.
Двусмысленная какая-то похвала, обоюдоострая.
Я взял кассету Мещерского, чистую кассету, свой и его диктофоны. В кабинете Князя разыскал скотч и на чистую кассету прилепил золотой фирменный знак с черного конверта. Проверил батарейки, прихватил запасные. Бросил все это в пластиковую сумку с голой девушкой и туда же опустил свой «вальтер». Запасную обойму – в карман.
Все, по коням.
О Женьке я старался не думать. Чтобы не расслабляться жгучей до сердца тревогой.
Когда я подбежал к машине с легкомысленной авоськой в руке, Анчар не сумел скрыть разочарования. Он надеялся, что я за Максимовым бегал.
Ничего, Арчи, и до пулемета дорвемся! Постреляем. Мишеней много будет.
– Гони, Арчи, еще быстрее!
– Куда гони? – справедливо уточнил он.
– В город. Психбольницу знаешь?
Он подумал.
– Я там не был. Но найду, да.
Обратная дорога мне трудней далась. План созрел, детали проработаны, и нечем было отвлечься от диких виражей – слева скалы, справа пропасть, визг резины, вой сигнала, россыпь гальки из-под буксующих колес, квадратные глаза редких встречных водителей и их затихающий в горах мат. Совершенно нами заслуженный, надо сказать.
Когда мы въехали в Майский, я сказал Анчару:
– Теперь потише, не привлекай внимания. И постарайся пробраться к больнице всякими задворками.
Не заблудиться бы. Хотя чем больше буем блудить, тем вернее хвост оторвется. Если он есть.
Анчар с задачей справился, остановил машину метрах в двухстах от ворот больницы. Теперь мне надо справиться со своей. Сейчас начнутся ахи, пожатия плеч, всякие «видите ли, я полагаю, а вот Вита сказала…». Пусть только попробует!
Рабочий день основного персонала заканчивался. Я присел на скамеечку напротив ворот, со своей авосечкой.
Покурил раза два – вот он, ясновельможный пан. Идет к своей машине, а на руке его висит очередная пташка – видимо, доктор не укладывается в свою смену со своими сеансами. Что ж, можно только приветствовать такое добросовестное отношение к высокому долгу врача. Вот все бы так.
Я пошел ему навстречу, поздоровался по-польски.
– Вот, Лидочка, – сказал Пшеченков своей спутнице (пациентке то бишь), – это тот самый человек, который постоянно возникает на моем пути в самое неподходящее время. – И уже мне: – Напоминаю, мой рабочий день уже закончен.
– И мой тоже, доктор. Но у нас с вами рабочее время ненормированное. Такие у нас профессии, нужные и важные.
Он усадил свою милашку в авто, отвел меня в сторону:
– Так что же такое – нужное и важное?
– Во-первых, раз: мне нужно срочно навестить Мещерского, распорядитесь. Во-вторых, два: я и мой сотрудник ночуем сегодня у вас…
– Это исключено, я имею в виду второе-два. У меня сегодня домашний прием, до утра.
– Вы не поняли, док, я не напрашиваюсь в ваш дом, мне нужно ночевать в больнице.
– Ах, вот как! – облегченно засиял «прошу пане». – Ну это, как вы говорите, мирмушки.
– Мирмульки, – с трудом, с болью в сердце поправил я.
– Вот-вот. Я сейчас.
Он вернулся в проходную.
А я той порой поперемигивался с его пациенткой.
Но док был начеку – уже споро семенил обратно в сопровождении пожилой женщины в белом халате.
– Вас проводят, – быстренько сказал он и, нырнув в машину, положил одну руку на руль, а другую на голую коленку. Не на свою, естественно.
– Пойдемте, племянник, – сказала женщина.
– Пойдемте, тетушка.
– Не путай, вон твой дядюшка – коленки жмет. И ты такой же? – с надеждой в голосе.
– Я вот не такой, а вот он – еще хуже, – и я свистнул Анчару.
Женщина села в машину, кинув взгляд на Анчара, и мы въехали в ворота, начали петлять по ее кратким указаниям среди дерев, клумб и корпусов, пока не остановились перед симпатичным домиком, комнат на восемь, с бассейном и сауной.
Вокруг дома настороженно бродили мрачные ребята в полной амуниции и с собакой.
Умеют жулики беречь свой покой.