– Я могу давать ему поручения от вашего имени? – спросил я Мещерского, кивнув на дверь.
– Все, что считаете нужным. – И уточнил: – Разумеется, в пределах ваших обязанностей.
– Сейчас мы возьмем швертбот и выйдем в море. Надолго.
– Могу я узнать – зачем? – с чуть заметной издевкой.
– Позже. Когда мы вернемся. – И мягко отбил его подачу. – Если будет результат. И если, разумеется, я сочту необходимым сообщить его вам. В пределах моих обязанностей.
Пока Анчар готовил лодку, я, как беспечный и любопытный гость, немного пошлялся по территории, принятой мною под охрану. Было не только полезно, но интересно тоже.
Стараниями Анчара (воина и земледельца) вилла больше походила на хорошую ферму. Виноградные шпалеры, скромный садик десятка на два корней – ореховые, черешневые, абрикосовые, персиковые и мандариновые деревья; ухоженные грядки, даже теплицы и парники для самой ранней зелени. В глубине – гараж на две машины (вторая – японский джип), сарайчик с автономным дизельным генератором на случай перебоев с подачей электроэнергии, маленький трактор под навесом, серебристый металлический куб, видимо, для водоснабжения.
Ограда, как оказалось, была не совсем сплошной. «На задворках» она упиралась в вертикальную стену обрыва, сплошь заросшего какой-то колючей флорой. У подножия, в узкой каменной щели, пряталось чудо природы – естественный колодец, безупречно круглый и гладкий, уходящий в глубину метров на пятнадцать и доверху залитый ледяной чистейшей водой: сверху совершенно бесцветной, постепенно голубеющей в глубине и абсолютно синей у далекого дна. Причем – что загадочно – дно было видно совершенно ясно, будто колодец чем-то подсвечивался снизу. Труба насоса, уходящая вглубь, фильтр на ее конце, прыгающие вокруг него от напора воды мелкие камешки – все можно было рассмотреть так четко, словно колодец был заполнен не водой, а горным воздухом. Но что-то было в нем жуткое и таинственное, синяя бездна пугала и манила одновременно какой-то мрачной тайной, древней, но все еще живой.
И почему там светло? На такой глубине.
Нет, не глянулось мне это место, стало быть. Неуютное, холодное… Опять же – высоченная крутая стена в злобных колючках, которые шевелятся и сухо, зловеще шуршат от ветра, будто кто-то шепчется, замышляя недоброе… Проглядывают наверху сквозь заросли какие-то подозрительные темные ритмические пятна, похожие на отверстия в скале… Колодец этот… капитана Немо…
И две находки. Не знаю, которая из них хуже. Одна – человеческий череп с дыркой в затылке. Искусственного происхождения. Насильственного. Старый череп, давнишний. Но трещина через дырку – недавняя, свежая. Словно он сверху откуда-то упал, прямо на камень.
А вторая находка – кругляшок такой металлический. Я, конечно, не специалист, но сдается мне, что кругляшок этот – батарейка от ночного снайперского прицела. Не зря, значит, я вечером насторожился…
Нет, не понравилось здесь Серому. Веет чем-то, стало быть, холодным…
Я отыскал в чулане прочный пластиковый мешок и уложил в него рубашку, джинсы, кроссовки и пистолет. Мешок закатал в рыболовную сеть, положил ее на плечо: и глупому ежу понятно – на рыбалку намылился.
Анчар медведем возился в лодке, рыча (напевая, с его точки зрения) «по аэродрому, по аэродрому…», но не более того, дальше он слов не знал. Да ему и этих хватало. И мне тоже.
– Ветер плохой, – сказал Анчар, укладывая под носовую палубу припасы: флягу с вином, полкруга сыра, хлеб, помидоры. – На веслах пойдем.
– Далеко идти. Нам надо спрятаться за островом.
– Тогда сам правь. Я на парусе плохо умею, когда ветра нет. – Он оттолкнул лодку от причала.
Я поднял парус, он лениво забрал ветер, потащил швертбот, как сосед упрямого провинившегося мальчишку.
Вита подняла голову от книги, помахала нам. Мещерский стоял рядом, положив руку ей на плечо. Стало быть, проводили рыбаков в далеко море. Помахали синеньким скромным платочком…
Подойдя к самому большому из островов, я положил руль на правый борт, чтобы стать под его прикрытием, со стороны моря.
– Теперь слушай, – сказал Анчар, не глядя в сторону берега. – Выйдешь, где гладкий камень в воду слез. Влезешь наверх. Там два больших камня самодельных. Тропа за ними начинается. Понял, да?
За островом я спустил парус. Анчар выбросил за борт якорь.
– Меня долго не будет, – сказал я, прилаживая за спиной мешок.
– Подожду. Рыбу буду ловить. Правильно говорю?
– Хоть огурцы сажай – только не храпи сильно, врага спугнешь. – Я надел маску, ласты, скользнул в воду.
Обогнув остров, я убедился, что верно выбрал свой путь в морском просторе – наблюдатель с берега меня не увидит.
Сначала плыть было легко. Потом дал себя знать мешок на спине. Дважды пришлось отдыхать. К берегу я добрался почти без сил. Выполз на «гладкий камень», который влажным языком спускался в море, сбросил маску, полежал немного, отдышался.
Хотелось покурить, но я специально не взял сигареты – от соблазна.
Отдохнув, распаковал мешок, оделся, сунул сзади за пояс «вальтер». Полез в гору. Без приключений. Только раз мне померещилось, что в темную трещину, прямо из-под моего носа, скользнуло гибкое тело змеи. Хорошо, что не мышь! – наверняка бы заорал и в море плюхнулся. Вот бы булькнуло – с такой-то высоты…
«Самодельные камни» – остатки какого-то древнего сооружения – стояли на своем месте, узкими воротами. По ним шныряли ящерицы и пауки. Они были горячие, как печки, а мне и без них было жарко. Тем не менее я прижался к одному из них и осмотрелся. Прикинул, где бы я сам расположил свой НП, если бы приспичило тщательно изучить виллу и распорядок дня и ночи ее обитателей. Наметил, какую примерно часть пути могу без опаски пройти тропой. Чтобы ноги зря не бить по горным кручам. Заоблачным, стало быть.
Тропа еще та мне досталась! Архаристая. Под ногами камень – то сухой и горячий (сквозь подошвы печет), то скользкий, то осыпающийся. А с боков – эти злющие тропические колючки. Тут не рубашка, а бронежилет нужен. Да и его надолго не хватит.
У примеченной сосны – с двумя верхушками – я взял круто вверх. Очень круто. Наблюдатель, конечно, о тропе знает, пользуется ею, когда в засаду идет, и логовище свое наверняка выше тропы спрятал. Чтобы случайный взгляд на него не упал. А ему тропа сверху хорошо открыта.
Перестраховки ради (лучше перебрать, чем недобрать) я аж на самый гребень вскарабкался. Как дурной горный баран. А дальше уже волком пошел. Сторожко: глаза, уши, нос – все в работе. На полный ресурс. И ноги – особо. Чтобы случаем камешек на кого-нибудь не столкнуть. Хотя, будь моя воля, я бы на него и скалы не пожалел.
На хрена, спрашивается, мне все это надо?..
Анчар зато рыбку ловит. Спит, абрек, над удочкой. Похрапывает. Коня и бурку с папахой во сне видит. И чурек с чебуреком. «По аэродрому, по аэродрому…» Вообще-то о нем тоже надо справочки навести. Что-то я такое когда-то где-то слышал…
Ага, вот он, голубчик! Я лег за камень.
Неплохо он устроился. Знатное гнездышко свил.
И как я его разглядел-то? В камуфляже «дубовый лист» он лежал во впадинке, застеленной такой же накидкой. Хорошо лежал: зачехленная фляжка с водой, термос с водкой, сигареты, сухпай. И даже блокнот с авторучкой. Девочки ему только не хватает.
Впрочем, вот и она – по праву рученьку, снайперская, с ночным прицелом. Надеюсь, только для наблюдения в темное время суток. А магазин, надеюсь, не набит девятимиллиметровыми камешками…
И бинокль у него хороший – линзы глубоко утоплены, такие под солнышком не блестят.
Кто же тебя, голубчик, так славно экипировал? Какая в/ч без номера?
Все ведь видит: вилла как на ладони, насквозь просматривается, в сакле – темным пятном – дверь распахнутая, на берегу Вита и Мещерский воркуют, яхта длинной мачтой, как пальчиком, покачивает. А вот веранда виноградом скрыта. И остров отсюда не виден, за которым в лодке Анчар спит. Теперь уж ему, наверное, снится либо большая рыба на крючке, либо Иосиф Виссарионович на трибуне…
Надоело мне просто так лежать. А поскольку над объектом наблюдения сосна возвышалась, я и бросил в него шишку, для проверки. И чтобы привыкал.
Он молодец – не то что не вскочил, не обернулся – не вздрогнул даже, будто и нет его тут. И никогда не было. Только по спине, враз напрягшейся, вроде как легкая рябь по воде пробежала. И чуть волосы на затылке шевельнулись.