— Ну и будь счастлива, если можешь. Я б не смогла.
— Что-то не нравишься ты мне, подруга. Я ж давно тебе говорила, что своего не упущу! Вот и не упустила! И что я слышу теперь вместо законных поздравлений? Что судьба накажет? Нет, не понимаю я тебя.
— Ладно. Живи как знаешь. Будь счастлива, рожай богатому мужу свеженького ребеночка.
— И рожу. Кстати, а сама-то чего медлишь? Рожай давай. Тем более институт скоро закончишь. Чего не рожаешь-то? Не хочешь, что ли?
— Хочу. Но не получается пока.
— А… Ну не переживай. Если будешь стараться, то все получится. Помнишь, как ты с Антохой все боялась не вовремя залететь? Кстати, что о нем слышно-то?
— Ничего не слышно. И не надо. Я не хочу.
— Хочу не хочу. Врешь ты все, Ника. Хочешь, еще как хочешь.
— Нет!
— Ну нет так нет. На нет и суда нет. А если да, так и жди суда. Во как сказанула, ага?
Да, сказанула Томка. Как в воду смотрела. Если да, так и жди суда. Точнее — кары небесной за семейный комфорт, в который забрела по несчастью, а получилось по любви. А главное, все произошло так неожиданно…
В тот день им дипломы вручали, в торжественной обстановке. Потом вся институтская группа вывалилась на улицу, соображая на ходу, в какое место пойти обмыть это событие. Сбились в институтском дворике в кучку, галдели, дурачились, потом двинулись в сторону ближайшего кафе. Вдруг Ника услышала за спиной:
— Ника… Ника, постой…
Она застыла как соляной столб. Можно было не оборачиваться, потому что и так было ясно, кто ее окликнул. Только у Антона был такой голос, нервный и ломкий, она бы не спутала его ни с каким другим.
Кто-то из однокашников тронул ее за плечо, кто-то заботливо глянул в лицо — что с тобой? Она вяло махнула рукой — идите, мол, я догоню. Но уже знала, что никого не догонит. Чувствовала, как сзади подходит Антон. А когда он положил руки ей на плечи, чтобы развернуть к себе, сглотнула волнение и даже попыталась улыбнуться. Пусть, пусть он увидит ее улыбающейся. Потому что у нее все хорошо. И даже произнесла довольно непринужденно:
— Ой, привет!.. Какими судьбами? Не ожидала тебя увидеть.
— А я ожидал. Тебя. Я знал, что ты сегодня диплом получаешь. Пойдем, мне надо тебе сказать.
— Куда пойдем?
— Да все равно куда. Поедем ко мне домой.
— К тебе? А что твоя мама скажет? Вот уж она обрадуется, увидев меня!
— Мама на даче. Я ей дачу купил, она сейчас там живет.
— Ух ты, молодец какой. Дачу маме купил. И как это тебе удалось-то, интересно?
— Ник, перестань… О чем мы сейчас говорим, смешно, правда. Пойдем. Мне так много надо тебе сказать.
— Я замужем, Антон.
— Я знаю. Я тоже женат. И что? Разве что-то от этого изменилось?
— Все, все изменилось.
— Не обманывай себя, Ник. Ничего не изменилось. Я по-прежнему люблю тебя, а ты меня. Да что говорить, ты же сама все понимаешь. Пойдем, я всего на неделю вырвался. Наврал, что мать заболела. Пойдем, Ник…
И она пошла за ним, как привороженная. Ни одной мысли в голове не было. Никаких извинений и объяснений не хотелось.
Скорей бы, иначе умереть можно. Такси. Знакомый двор. Дверь подъезда захлопнулась. Первый этаж. Второй, третий. Звякнули ключи в дрожащей ладони Антона. Замок поддался легко… Все, все! Больше нет ничего на свете! И никого нет, кроме них двоих! И слова «потом» тоже нет! Потом — будь что будет…
«Потом» наступило очень быстро, будто и не было за плечами недели. Что — неделя? Всего семь дней. За неделю никто ничего не поймет, не заподозрит. «Почему так поздно вернулась, Ника? Случилось что? Нет, Сева, все в порядке. Подруга заболела, надо было помочь…»
А Маргарита Федоровна даже и этого не спросила. Глядела на нее так, будто рентгеном просвечивала, усмехалась. Но не злорадно, а себе на уме усмехалась. Так, как она умеет. Нике было неловко и стыдно, и приходилось отводить глаза. Одним только себя и успокаивала: неделя прошла — и всё, и всё. И больше ничего не будет. Никогда. Что такое — неделя? Всего семь дней, как семь смертных грехов. Она украла из жизни всего неделю. Самой стыдно, да. Казните, закидайте камнями, виновата. Но что делать, если так вышло?
Через месяц Ника поняла, что беременна. И пришла в ужас. Выходило, что не только неделю она украла. И непонятно было, что ей со своим интересным положением делать. И дальше врать, что ли? Доброму Севе врать? Маргарите Федоровне?! Нет, нет. Это просто невозможно. И посоветоваться не с кем. Разве с Томкой?..
— Ну делов-то! Я думала, и впрямь какое горе случилось, — легко махнула рукой прилетевшая на ее зов Томка. — Не признавайся, да и все. Рожай. Что тут еще обсуждать?