- Женя, организуй тут уборку и вызови судмедэкспертов и следователей. Пусть всё проверят в этом доме и вокруг него. Остаётесь с Саней тут до окончания всего действа. Ребят под окнами я сниму. А Вы, - он повернулся ко мне, - едем со мной.
Когда дверь квартиры закрылась за спиной, я почувствовал облегчение, будто зло только и существовало там, в жилище. Мы с Молчановым стояли на лестничной клетке, а он подкуривал сигарету. Потом выдохнул голубые клубы дыма вверх и задумчиво поглядел в сторону. Я нетерпеливо переступал с ноги на ногу, боясь открыть рот. Только теперь мне стало страшно за того полицейского, Женю, оставшегося в квартире. И теперь я слушал нарастающую тишину, в любой момент готовый услышать отчаянный крик молодого полицейского.
- Не знаю, Павел - нарушил молчание капитан, - как ко всему этому причастны Вы. С одной стороны, я верю Вам, что убийство совершено чем-то неизвестным, что Вы - чист. С другой стороны, мне очень тяжело поверить вашему рассказу о странных волосах, убивающих направо и налево в этой самой квартире. Что думаете делать?
Вопрос был неожиданным. Господи, да откуда я знаю!
- Не знаю... - покачал я головой, - верьте или не верьте, товарищ капитан, а я видел всё это собственными глазами. И на моём месте любой бы свихнулся. Я испытал столько ужаса, как в штаны не наложил - загадка. А теперь чувствую дикую пустоту в себе, будто всё, что нужно было посмотреть в жизни, я уже посмотрел и хоть сейчас ложись и помирай.
- Поезжай к родителям... - выпустив очередные клубы дыма, сказал Молчанов.
- Нет у меня их, - махнул я рукой, - с двух лет без мамки и папки, под предводительством дядьки, который дождался моего совершеннолетия и помер от сердечного приступа. Будто выполнил свой долг, вырастил меня и решил, что mission complete.
- Не завидую... Сожалею.
- Да ничего... Никогда не испытывал жалости к самому себе. Чем меньше с нами возятся в детстве, тем сильнее мы становимся, доходя до некоторых догматов собственным серым веществом.
Молчанов улыбнулся.
- В чём-то прав.
- Мы чего-то ждём? - спросил я, снова глянув на дверь. Даже нахождение с нею рядом меня приводило в жуткий дискомфорт.
- Да, сейчас, Санька...
Его прервал телефон, затренькавший мелодией группы AC/DC.
- Молчанов, - прижал трубку к уху капитан, - да ты что? Еду уже. Что? Ни в коем случае! Никуда. Ждать меня!
Он положил трубку в нагрудный карман рубахи и быстро пустился бежать по лестнице, кинув мне через плечо:
- Иди за мной, Павел.
Я бездумно подчинился, лишь спросив:
- Куда опять бежим?
- Тычков объявился. Скорее!
12
Этот день мне определённо стал казаться какой-то насмешкой Господа надо мной и всеми, кто меня окружал. Казалось, ничего вокруг не существовало. Только квартира и полицейский участок, соединённые одной нитью. Только они были реальными, а всё вокруг плавало в каком-то тумане, словно галограмма, словно декорации, сотканные из тумана.
Мы снова направлялись в участок на старом УАЗике. Напротив меня сидел Молчанов, который казался мне теперь знаменитым сыщиком, идущим по следу. Правда, след был тусклым, нечётким и призрачным. Я снова набрал номер Кати и снова услышал, что абонент недоступен. На предложение компьютера оставить голосовое сообщение после сигнала я ответил жёстким, матерным отказом. Хоть и мысленно.
Дико болела голова. Но доставать капитана своими жалобами я был не намерен и, стиснув руками голову, закрыл глаза и начал слушать шум под собственной черепной коробкой. Был вечер, и духота достигла своего пика. В старой полицейской машине воняло бензином; от дырявых русских дорог, джип бросало из стороны в сторону. Я почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Сил терпеть не было. Нужно было сказать Молчанову, чтобы остановили машину. Я поднял голову и тут же замер. Никакого капитана не было. Напротив меня расположилось тело Любовь Петровны. Вместо лица у неё было пустое бело пятно из кожи, на голове отсутствовали волосы. Подобие женщины тянуло ко мне свои бледные руки, испещрённые синими венами. Теперь мои голосовые связки издали непонятный звук, похожий на протяжное "ААА", а сам я кинулся к задней двери автомобиля и вышиб её одним ударом. Потом моё тело почувствовало болезненный удар об асфальт; УАЗ поехал дальше и скрылся в пустоте. Я лежал на сухой дороге, уткнувшись лицом в ладони, издавая протяжный вой, чувствуя беспомощность перед потусторонним, нереальным миром. В тот момент я, как маленький мальчик, ждал, когда сильная рука взрослого дяди возьмёт меня за плечо, а над головой раздастся громкий уверенный голос.