Тычков ничего не ответил. Дрожь в голосе Молчанова напугала его как никогда.
Николай Петрович Молчанов сидел всё там же, за столом. Была ночь, а он всё не торопился домой. Его мучила тревога, а душа металась где-то в животе. Он то и дело перечитывал строчки на грубой бумаге.
"...вечером пришёл домой. Дверь в квартиру была открыта, хотя соседи утверждают, что Кругловы всегда закрываются, даже когда кто-нибудь находится дома. В квартире Павел Круглов обнаружил ужасающую картину. Его сестра, Мария Алексеевна Круглова была изнасилована и убита тринадцатью ножевыми ранениями. А его маленькая трёхлетняя дочь была повешена на трубе. Мария Алексеевна имела шикарные чёрные волосы, которые доставали ей до пояса. Безумный маньяк (или просто преступник, что маловероятно) отрезав шикарную копну волос, повесил на них маленькую дочку Павла прямо на трубе.
В тот вечер Зинаида Львовна Райман проснулась от дикого вопля. Кричали в соседней квартире. Она поспешила вызвать полицию. Приехавшие сотрудники обнаружили Павла Круглова, который, с исполосованными бритвой руками, держал на руках свою маленькую дочь и, рыдая, истекал кровью. Сначала, полицейские подумали, что это зверское убийство - дело рук самого Круглова. Но мотивов у бедного отца и брата не было совсем, - по рассказам соседей он очень любил свою дочь и сестру, которая проживала вместе с братом после развода с мужем. Да и алиби у Круглова было - коллеги утверждают, что он весь день провёл на работе и никуда не уходил. Учитывая те факты, что работа Павла находится на другом краю города, а смерть бедных девушек наступила около полудня, было совершенно ясно, что Круглов не виновен в смерти своих сестры и дочери.
Что же тогда? Кто был убийцей? Кто беспрепятственно проник в запертую изнутри квартиру и расправился так жестоко с жертвами? Почему никто не слышал криков? Полиция ищет убийцу, поимка которого обещает дать вопросы на все ответы. А Павел Круглов, тем временем, помещён в психиатрическую больницу номер три. У бедного отца не выдержали нервы, и он, по словам главного врача больницы Молчанова Петра Николаевича, потерял ощущение реальности..."
Молчанов отвёл глаза от газетной вырезки и потёр затёкшую шею. Бессонница мучила его уже третий день подряд, как только с ним начал разговаривать Павел Алексеевич Круглов и называть его "товарищ капитан". Молчанов вспомнил, как пациент неадекватно отвечал на вопросы, будто в его голове какой-то трансформатор перемешивал сказанные врачом буквы и выстраивал совсем другие предложения, которые подходили только под ту реальность, в которой находился Павел. В те периоды, когда хлорпромазин прекращал своё действие, Павел Круглов говорил с Молчановым, он говорил с санитаркой тётей Любой, он говорил с пациенткой по имени Катя, страдающей манией преследования. Вчера Катю выписали, и она мирно уехала домой, под присмотр родителей. Она уже почти излечилась, когда Павел Круглов прощался с нею и отправлял её на работу, успокаивая и гладя по плечу. Катя грустно улыбалась и гладила Павла по голове, приговаривая, что всё будет хорошо. Больше она ничего не могла сказать. В последний этот день у неё навернулись слёзы на глаза, ведь она была единственным человеком, которого Павел любил в своих галлюцинациях и с которым первым заговорил, строя свою ужасную историю у себя на планете в голове, как выразился Тычков.
- Всё будет хорошо, - прошептала она, сквозь слёзы глядя на Павла и гладя его по заросшей голове.
- Всё будет хорошо, Катя, - сказал тогда Круглов, - только позвони мне, когда у тебя на работе будет обед, ладно? Всё будет хорошо, я сожгу эти волосы.
Катя уехала, и тогда начались приступы настоящего буйства. Павел, лишь очнувшись от глубокого сна, куда-то бежал, его хватали санитары, он что-то кричал, иногда засыпал и проваливался в сон прямо у них на руках. Добрая полная санитарка тётя Люба тоже говорила с Павлом, а после чего подошла к Молчанову и попросила перевестись в другое отделение.
- Сколько тут работаю, а такого ужаса не видела, - сказала она, - ужас он на меня наводит, Круглов этот. Жалко мне его, от чего ещё страшнее. Переведите, Николай Петрович!
И Любу перевели. Тогда Круглов начал говорить с Тычковым, издеваться над ним. Сергей Дмитриевич, будучи отличным врачом, но слишком впечатлительным, сразу не нашёл общего языка с Павлом и тогда к делу приступил он, Молчанов. Непонятно почему, но Круглов всегда сидел и спокойно говорил с ним. Иногда (и это было огромной удачей), Павел начинал смотреть на главврача трезвыми глазами, будто правильно отвечая на поставленные вопросы, но потом предложения снова возвращались в то русло, которое текло только на той самой планете. Круглов жил там, он был полностью поглощён своим миром. Больница была для него городом, а все вокруг - жители этого города. Он видел то, что хотел видеть и слышал то, что хотел слышать. Все вокруг знали историю Павла Круглова, все вокруг жалели его, но ничего не могли сделать с этой планетой у него в голове.
И ещё этот дневник. После буйств или просто хождений и разговоров по больнице, Павел Круглов садился за стол и писал. Писал вот эту ужасную историю, которая теперь лежала на столе перед Молчановым. Сегодня он пришёл с закрытыми глазами и написал вот эти последние строчки...
Всё это вспомнилось врачу за секунду, а через некоторое время в кабинет постучалась санитарка и не дождавшись приглашения вошла.
- Круглов проснулся, Николай Петрович...
- Что...Что он делает? А, к чёрту, подготовьте хлорпромазин... Живее!
Он вскочил и побежал к палате, на ходу обгоняя молодую санитарку. Если он придёт в сознание, если вспомнит, - думал на бегу Молчанов, - он не переживёт. Не переживёт совсем. Правда, которая его ждёт тут, намного страшнее, той, что роиться на его планете, у него в голове.
Молчанов влетел в палату, где застал Круглова сидящего на стуле.
- Товарищ капитан, где же Вы были... Мне... Мне такое привиделось, чуть не обделался во сне.
Молчанов тяжело выдохнул воздух. И улыбнулся Круглову.
- Говори, Паша...
А мысленно подумал: "Добро пожаловать на свою планету, Павел Алексеевич Круглов".