Оказавшись на улице с бутылкой под мышкой, Кеаве призадумался: «Если всё, что он сказал про бутылку, – правда, я совершил невыгодную сделку. Но, может быть, старик меня только дурачил?» Прежде всего он пересчитал свои деньги, их оказалось точь-в-точь столько, сколько было: сорок девять американских долларов и один чилийский.
– Похоже на правду, – сказал Кеаве. – Ну что ж, проверим еще раз.
Улицы в той части города чистые, как палуба корабля, и, хотя стоял полдень, прохожих совсем не было видно. Кеаве бросил свою покупку в канаву и пошел прочь. Дважды он оглядывался и видел молочно-белую пузатую бутылку там. где ее оставил. Оглянулся в третий раз и только свернул за угол, как что-то стукнуло его по руке. Можете себе представить? Под самым локтем Кеаве снова торчало длинное горлышко, а круглое брюшко уютно устроилось в кармане его куртки.
«Выходит, и тут старик сказал правду!» – подумал Кеаве.
Он зашел в лавку, купил штопор и отправился в поле, где его никто не мог увидеть. Там он попытался вытащить пробку, но, сколько ни ввинчивал штопор, тот сразу же выскакивал обратно, а пробка оставалась целехонька.
– Видно, какой-то новый сорт пробок! – сказал Кеаве, и тут от страха его стала бить дрожь, и он весь покрылся холодным потом.
На пути в порт Кеаве увидел лавку, где продавались раковины, дубинки дикарей, древние языческие божки, старые монеты, китайские и японские картинки и прочие диковины, которые моряки привозят в своих сундучках. Эго навело Кеаве на новую мысль. Он вошел в лавку и предложил купить у него бутылку за сто долларов. Сперва хозяин только засмеялся и сказал, что не даст больше пяти; но бутылка и впрямь была удивительная – ни одному стеклодуву еще не удавалось сделать подобной: так красиво переливались краски под молочно-белой поверхностью стекла, так удивительно плясала внутри какая-то тень! Поторговавшись немного, как принято у их брата, торговец отдал Кеаве шестьдесят долларов серебром и поставил бутылку на полочку посредине витрины.
«Ну вот, – сказал себе Кеаве, – я продал за шестьдесят долларов то, что купил за пятьдесят… даже чуть дешевле, ведь один из моих долларов был чилийский. Теперь я еще раз проверю, правду ли говорил старик». Он отправился на корабль, и, когда открыл свой сундучок, бутылка была уже там – раньше его поспела.
У Кеаве был на корабле друг, которогозвалиЛопака.
– Что с тобой? – спросил Лопака. – Чего это ты воззрился на сундучок?
Они были на баке одни, и, взяв с друга слово, что он будет молчать, Кеаве всё ему рассказал.
– Очень странная история, – сказал Лопака, – боюсь, втянет тебя бутылка в беду! Но одно ясно – ты знаешь, что тебе грозит, так постарайся повернуть это дело себе на пользу. Подумай, чего бы ты хотел от духа, прикажи ему, и, если всё сойдет хорошо, я сам потом куплю у тебя бутылку: у меня давно есть мечта обзавестись торговой шхуной и плавать между островами.
– А я хочу другого, – сказал Кеаве. – Я хочу, чтобы у меня был красивый дом и сад на побережье Коны, где я родился и где всегда светит солнце, и чтобы в саду цвели цветы, в окнах сверкали прозрачные стекла, на стенах висели картины, на столах лежали расшитые скатерти и стояли безделушки, и чтобы был этот дом точь-в-точь как тот, где я купил бутылку, только на этаж выше и с балконами вокруг, как во дворце короля, и я хочу там жить без забот и веселиться с друзьями и родичами.
– Ну что же, – сказал Лопака, – давай возьмем бутылку с собой на Гавайи, и, если всё сбудется по твоему желанию, я куплю ее, как обещал, и попрошу у духа шхуну.
Так они и порешили, и в скором времени Кеаве с бутылкой и Лопака вернулись на корабле в Гонолулу. Не успели они высадиться на берег, как встретили приятеля, и тот сразу же стал соболезновать Кеаве.
– Да разве у меня случилось что худое? – спросил Кеаве.
– Неужто ты не слышал? – удивился приятель. – Твой дядя, такой достойный старик, умер, а твой двоюродный брат, этот красавец юноша, утонул в море.
Сердце Кеаве исполнилось печали, он принялся плакать и стенать и совсем забыл про бутылку. Но Лопака призадумался, и, когда горе Кеаве немного утихло, Лопака сказал:
– Послушай, не было ли у твоего дяди земель на Гавайях, в Кау?
– Нет, – ответил Кеаве, – его земли не в Кау, а в горной части острова, немного южнее Хоокены.
– Теперь они будут твои? – спросил Лопака.
– Да, мои, – ответил Кеаве и снова принялся оплакивать своих родичей.
– Постой, – сказал Лопака, – погоди плакать. Мне пришла в голову вот какая мысль: а что если всё это – штуки духа в бутылке? Ведь теперь тебе есть где построить дом.
– Если это так, – воскликнул Кеаве, – то он сослужил мне плохую службу, убив моего дядю и брата! Однако ты, может быть, и прав, потому что я представлял себе свой дом как раз в таком месте.
– Но дома-то еще нет, – заметил Лопака.
– Нет, и вряд ли будет, – подтвердил Кеаве. – У дяди, правда, были небольшие плантации кофе, авы и бананов, но этого едва хватит на то, чтобы жить в достатке, а остальная его земля – черная лава.
– Давай пойдем к нотариусу, – сказал Лопака, – эта бутылка всё-таки у меня из головы нейдет.
И вот, когда они пришли к нотариусу, оказалось, что незадолго до смерти дядя Кеаве неслыханно разбогател и после него осталось большое состояние.
– Вот тебе и деньги для дома! – вскричал Лопака.
– Если вы думаете строить дом, – сказал нотариус, – то вам, пожалуй, стоит поговорить с нашим новым архитектором, все очень его хвалят.
– Отлично! – воскликнул Лопака. – Всё идет как по писаному. Что еще приготовил нам дух?
И они пошли к архитектору, а у того на столе лежали рисунки разных домов.
– Вы хотите что-нибудь необычное? – спросил архитектор. – Как вам нравится вот это? – И он протянул Кеаве один из рисунков.
Едва Кеаве взглянул на рисунок, как с губ его сорвался громкий возглас, потому что это был точь-в-точь такой дом, какой он видел в своих мечтах.
«Что ж, нет худа без добра, – подумал Кеаве. – Отступать некуда, придется взять этот дом. Хоть и недобрым путем он мне достался, а другого выхода нет».
Он рассказал архитектору, каким бы хотел видеть свой дом и как бы ему захотелось его обставить, и о картинах на стенах, и о безделушках на столах, а затем прямо спросил, во что всё это обойдется.
Архитектор задал ему много вопросов, потом взял перо и стал считать, а когда кончил, назвал сумму – точь-в-точь такую, какую Кеаве получил в наследство.
Лопака и Кеаве переглянулись и закивали головами.
«Дело ясное, – подумал Кеаве, – быть у меня этому дому, хочу я того или нет. Он достался мне от дьявола и, боюсь, доведет меня до беды. Одно я знаю твердо: пока я не избавлюсь от этой бутылки, я не задумаю больше ни одного желания. Но раз дом всё равно уже у меня на совести, так отчего ж не извлечь добра из худа?»
Поэтому он заключил с архитектором контракт, и они оба его подписали; Кеаве с Лопакой снова сели на корабль н отплыли в Австралию, порешив между собой ни во что не вмешиваться и предоставить архитектору и злому духу строить и украшать дом, как им будет угодно.
Плавание их было удачно, только Кеаве приходилось следить за каждым своим словом, раз уж он дал обет, что не выскажет больше ни одного желания и не станет одолжаться у дьявола. Они вернулись в тот самый день, когда истекал срок контракта. Архитектор сообщил им, что всё готово, и Кеаве с Лопакой сели на «Чертог» – пароход, ходивший вдоль побережья Коны, – чтобы осмотреть дом и убедиться, что он точно такой, о каком мечтал Кеаве.