Так, пока все хорошо, я жива, цела и даже накормлена, чего еще желать для начала. Даже думать не хочу, что ждало бы мою сестру в этом милом месте. Да, Антуана ожидает весьма пикантный сюрприз, но ведь есть еще и старый Гортон де Брилье, который, кажется, совсем и не старый, и для которого сюрпризов пока нет. А судя по, надо признать, абсолютно неуважительному обращению, церемониться со мной точно никто не собирается.
Я с трудом подавила поднимающуюся из глубин моего существа ненависть к негодяям, деревья же, успокаивающе щелестя ветвями, вдруг начали показывать мне картинки, смысл которых поначалу ускользал от моего сознания.
Вот милая, совсем молоденькая, на вид лет двадцать, не более, девушка, забилась в угол покоев, очень похожих на отведенные для меня. Рядом Антуан, но не тот, изможденный, которым он был вчера, а здоровый и полный сил, с наглым высокомерным взглядом, он со всего размаха бьет несчастную по лицу, рывком разворачивает ее спиной к себе, с силой наклоняет так, что девушка ударяется лицом о стоящий рядом изящный журнальный столик со стоящей на нем, как в насмешку, старинной вазой с девственно-белыми нежными цветами, я не слышу, но несчастная, кажется, кричит и это еще больше заводит негодяя, он рывком, о, помилуй ее, Триединая Сестра, задирает девушке юбки, вторым рывком грубо раздвигает ее тонкие стройные ножки, на грани тошноты я вижу кажущийся огромным малиновый стержень, которым он вонзается в извивающуюся жертву снова и снова.
Я не хочу смотреть, но смотрю, как завороженная, как одновременно со струйками крови, заливающими ножки девушки, на кончики пальцев негодяя переходит энергия, которую не спутаешь ни с чем: сверкающая чистейшим диамантом энергия девственности знатной девушки, энергия, ценнее которой нет ничего в нашем мире. И одновременно с этим на девушку падает проклятие Триединой Сестры...
Оно имеет цвет. Оно черное. Оно как туман.
Розовое личико девушки сереет на глазах, ее испуганные глаза невинного ребенка мгновенно теряют здоровый блеск, становятся тусклыми, без проблеска мысли, она больше не бьется отчаянно, как подстреленный птенец, ее руки бессильно повисли, она застыла поломанной игрушкой. Негодяй, мазнув по девушке брезгливым взглядом, уходит, пнув по пути упавшую вазу, давя ногами разбросанные по комнате прекрасные белые цветы.
Следующая картинка. Огромная комната, удобные низкие кровати, мягкие ковры, много цветов. На одной из кроватей сидят, прижавшись друг к другу, восемь худеньких девушек, одинаково серые личики, одинаково пустой взгляд несчастных глаз. Они напоминают стайку маленьких жалких птичек. В комнату заходит Антуан де Брилье, подходит к каждой, прикладывает руку ко лбу, уходит. Что это? Лица девушек уже не серые, а почти черные. Зато руки негодяя засветились слабым светом диаманта...
Значит, у проклятых Триединой Сестрой энергия не уходит вся? И ее можно вытягивать? Как долго? Ответа нет.
-Покажите мне их сейчас,- тихо попросила я.
Та же комната. Те же девочки. И их лица еще чернее...
Я вдруг ясно понимаю, что следующий приход Антуана их убьет. Всех.
Глава 14.
Я сворачиваюсь в комочек, меня трясет как от холода. Я вытягиваю руки в сторону замка, маленькие изящные огненные змейки слетают с кончиков моих пальцев. Я знаю, куда они несутся, они уже вонзились Антуану в голову, в которой только началось было просветление и возникло желание идти туда, к девушкам знатного рода. Этого хватит до вечера. Негодяй уже сражен приступом боли, деревья пытаются услужливо показать мне его муки.
-Не надо,-тихо говорю я,-не надо.
Я сейчас ничего не хочу видеть. Я хочу вспоминать. В детстве мы часто играли с деревьями в одну игру. Они показывали мне картинки городов и городков по отдельности, а потом вразнобой, а я должна была быстро и правильно их называть. Сейчас я понимаю, что мои друзья просто хотели, чтобы я побольше говорила, ведь больше разговаривать мне было не с кем.
Один раз они показали мне маленький, но удивительно красивый городок у самого океана. Вообще, в нашем королевстве много красивых мест, но этот городок отличался ото всех. Может быть, океаном, плещущимся у самых домов, или обилием особенных роз на улицах. Это розы особого вида, они так и называются - императорские. У них нет шипов, они несколько крупнее обычных, и они одуряюще прекрасно пахнут. У нас растет в оранжерее несколько таких. Надо ли говорить, что каждая такая роза стоит небольшое состояние. В императорском дворце их, конечно, больше, чем в нашей оранжерее, может быть десятка три-четыре, и к ним даже приставлен отдельный садовник.