Он сопротивлялся. Сначала я не замечал этого, но в момент его резкого подъёма было ясно - ему что-то мешает, что-то не пускает помочь бедной девочке. Я помогал ему, как мог - приносил воду, поддерживал его бессильное тело, пока он пытался прогнать болезнь. Девочка страдала, определённо ей становилось хуже на глазах - она плакала и не могла избавиться от навязчивого страдания. Мне хотелось остановить А., только бы ей стало легче - но я заставил себя отвернуться и смотреть в окно, наблюдая за сверкающей молнией в гоноре холодной грозы. Она поправилась. Не мгновенно, не за один день, но выздоровела. Новый год она встречала в кругу родной семьи, у тёплого камина с долгожданными подарками в блестящих упаковках. Девочка не помнила своего волшебника. О болезни она узнала от родителей, которые до сих не могут поверить своему счастью и, скорей всего, на подсознательном уровне ожидают чего-то плохого, что явится взамен.
«Бог создал человека, но всё равно остался одинок» - это единственная фраза, которую А. произнёс после случая с девочкой. Ему становилось хуже, с каждым днём, проведённым около него, я чувствовал окутавший его холод и разглядывал призрачные движения тела. Он исчез на три дня, после чего мне поступил звонок из гостиницы.
Не представляю, каким образом он узнал мой номер, и как его интроверсию занесло в совершенно беспокойное место. Самое ужасное, что после произнесённой печальным голосом директора фразы «Он умер» я задался вопросом: «Почему ты выбрал гостиницу, да ещё в столице?». И только после этого, я смог собрать размышления воедино и признать некое поражение волшебника перед небом.
Я рад, что встретил Рождество вместе с ним. Столица оказалась приятной и по-настоящему сказочной (всему виной сугробы снега). Не представляю лица прислуги из гостиницы, когда А., здоровый и бодрый выходил из своей комнаты, расплачиваясь за номер и отдавая ключи. Всему виной банальная необразованность, когда люди не способны измерить друг другу пульс. Забавно, что один человек вырывает жизнь из оков смерти, а другой не может отличить их между собой.
Ему снились кошмары, три дня и три ночи безостановочные повторы невразумительных для меня образов и набросков. Он твердил о ветвях миндального дерева, о разбитой посуде в комнате своего дома, об огне и гневе. Он ворчал себе под нос, но морозный ветер приводил его в ясность и мы продолжали обсуждать мою бестолковую жизнь.
Я знал, что рано или поздно он должен обрести покой, и святая истина, которую я желаю узнать с момента нашего знакомства, была отпущена вкупе с пустым любопытством. Теперь его жизнь представляла для меня не божественную судьбу, сотканную нитками облачного свода, но судьбу бунтаря, который действует в противовес законам природы и чаяниям души. В тех же линзах, и в том же обличии, я размышлял о том, что Бог, как и человек, разнообразен и живёт (именно живёт) в тон своему настроению. Но мы что-то утеряли на отрезке чудесного времени. Может быть, на планете живёт очень много людей, от чего ценность жизни каждого стремится к нулю. А. ценил каждого, чего я не мог сказать об отношениях людей, да и самого себя тоже.
Я ждал его всю жизнь. И теперь мы гуляли в свете праздничной гирлянды около колючего дерева и наблюдали за радостными красными лицами. Моё зрение было плохим, но я отчётливо мог рассмотреть множество вещей. И совсем не важно, что А. был порождением моих фантазий, ведь было Рождество, и горела звезда, пока дети водили хороводы вокруг городской ёлки.