Соседка же приняла мою задумчивость за несогласие и поспешно прибавила: «Впрочем, я готова дать вам и пятьдесят золотых – уж очень мне нравится ваше стёклышко».
Поспешность, с которой покупательница так быстро увеличила цену, показалась мне подозрительной, и я на всякий случай ответил неопределённо:
«Ну, нет, соседушка, на такой цене мы с вами не сойдёмся».
«Хорошо, так и быть, получайте сто золотых, и делу конец, хотя муж, наверно, будет бранить меня за такую расточительность».
Тут я окончательно убедился, что мы приняли за стекло бриллиант, и сказал наудачу: «Нет, соседушка, мне очень хорошо известна цена этого драгоценного камня. Но так как мне хотелось бы угодить таким добрым соседям, как вы, то я готов уступить вам его всего за сто тысяч золотых. Но ни дирхама меньше».
Та начала торговаться и мало-помалу дошла до пятидесяти тысяч золотых; однако я оставался непоколебим. Тогда она сказала, что переговорит с мужем, и просила подождать до вечера.
Вечером явился сам ювелир и, внимательно рассмотрев бриллиант, предложил мне за него сразу семьдесят тысяч. Но я стоял на своём, и, боясь, чтобы я не продал бриллиант кому-нибудь другому, сосед согласился на требуемую цену. На следующий же день я получил от него эту сумму и, таким образом, совершенно неожиданно сделался обладателем громадного состояния.
Первым моим побуждением было побежать к моим благодетелям и выразить им всю мою благодарность. Но, к сожалению, я не имел понятия о том, где они жили. Оставалось только ждать, когда они сами вспомнят обо мне. Затем я начал думать о том, как лучше распорядиться своими деньгами.
На другой же день я отправился к нескольким верёвочным мастерам и сделал каждому из них заказ, обещая платить наличными сразу же по получении готовых верёвок. Обещание своё я выполнил, и скоро все багдадские верёвочные мастера стали работать на меня, предпочитая иметь дело со мной, а не с мелкими заказчиками.
Я нанял лавки в разных частях города и поставил туда надёжных приказчиков, которые продавали товар оптом и в розницу. Эти люди получали от меня хорошее вознаграждение, так что служили они мне весьма усердно, и доходы мои возрастали с каждым днём. Через некоторое время я узнал, что продаётся большой, но сильно обветшалый дом. Я купил его за бесценок, приказал сломать и на его месте выстроил то здание, благодаря которому имел счастье обратить на себя внимание повелителя.
Прошло много времени, прежде чем мои благодетели вспомнили обо мне и решили меня проведать. Каково же было их изумление, когда, не застав меня на моём обычном месте и расспросив соседей, они узнали, что бедный верёвочник Гассан превратился теперь в богатого купца Коджу-Гассана Альхаббала и недавно выстроил себе новый великолепный дом в другой части города. Чрезвычайно заинтересованные этим известием, оба друга тотчас же отправились ко мне. По дороге Саади, не допускавший и мысли, что источником моего благополучия оказался кусок олова, подаренный мне Саадом, сказал своему другу: «Я очень рад, что дал Гассану возможность разбогатеть. Досадно только, что он дважды обманул меня, чтобы выманить четыреста золотых вместо двухсот. Ведь не поверю же я, что он разбогател благодаря твоему кусочку олова».
«А почему бы и нет? – возразил Саад. – Я думаю, что именно кусок олова принёс ему счастье, и не поверю, что он мог тебя обмануть».
Так они пришли к моему дому и велели привратнику доложить о себе. Я тотчас же выбежал к ним навстречу и хотел было поцеловать край их платья. Но они не позволили этого и сами заключили меня в объятия. Мы уселись на софе, и Саади обратился ко мне: «Коджа-Гассан, не могу тебе выразить своей радости, что вижу тебя в таком благополучии. Одно только мне горько: зачем ты сочинил все эти сказки о коршуне и горшке с отрубями? Быть может, тебе стыдно было, что к тому времени, когда мы навестили тебя, ты ещё не успел поправить свои дела?»
Тут Саад, слушавший своего друга с видимым неудовольствием, прервал его, обратившись ко мне: «Прежде чем ты ответишь, любезный Коджа-Гассан, я должен тебе сказать, что не разделяю странного предубеждения моего друга. Я ни на минуту не усомнился в правдивости твоего рассказа о случившихся с тобой несчастьях. Впрочем, расскажи нам сам, как было дело».