Выбрать главу

— И? Другие начинают «слышать», что я думаю?

— Не совсем. Они «слышат», но принимают эти мысли за свои. Конечно, с учётом внутренней интерпретации.

— Ты ещё скажи: испорченности.

— Можно и так.

Его взгляд красноречиво предлагал мне высказываться на заданную тему. Прокрутив в голове пару-тройку возражений, я понял, что уже вращаюсь в заданном Валькой пространстве, и вне зависимости от того, что сейчас скажу, проиграл.

И тут я взорвался.

— Блин! Валька! Зачем тебе прибор? Ты и так можешь запудрить мозги, кому угодно!

— Не веришь, — с сожалением произнёс изобретатель.

Нет, у него не получится меня провести. Пусть даёт мотивированный ответ по существу. И я набросился на него всерьёз:

— Откуда ты знаешь, на какой частоте работает мой мозг? Откуда тебе известно, что ты усиливаешь именно мои мысли, а не магнитные бури, пришедшие из космоса? Почему ты вообще решил, что этот твой прибор хоть что-то делает, кроме пустого пожирания электричества? А?

Но Валька был абсолютно спокоен.

— Помнишь, я рассказывал о своём отце? — спросил он.

— Ну?

— Теме устройства человеческого мозга посвящена его кандидатская диссертация. Впрочем, и докторская тоже.

— А ты-то здесь причём?

— Родители всегда хотят, чтобы их дети продолжали дела, начатые ими. Я всю эту муть про серое вещество раньше азбуки знал. Просто он — медик, причём, теоретизирующий, а я — электронщик.

Надо же! У него на всё есть правдоподобный ответ.

— Собственно, из-за чего мы спорим? — продолжил Валька. — Прибор — перед тобой. Давай его испытаем. И все сомнения отпадут сами собой.

— Как? — спросил я, хотя уже всё было понятно.

— Да очень просто, — пояснил он. — Я тут подумаю о чём-нибудь, прибор усилит, а ты услышишь. — Он взял коробок в руки. — Вот видишь — я сделал сбоку отверстие. Это для сенсора. К нему нужно палец прижать, чтобы контакт с источником излучения произошёл. Вот рычаг, который питание включает. А вот здесь антенна стоит. Направлю её на тебя — и готово. Ты можешь не сомневаться: ничего предосудительного и противозаконного я не совершу. Ну, книгу, там, с места на место переложить или стакан с водой принести.

Гад! Как по нотам разыграл меня! Как в шахматы! Ведь что это получается: если я откажусь, то так никогда и не узнаю, врал он или нет. А если соглашусь…

Тут мне показалось, что я нащупал верную стратегию.

— А ты уверен, — задиристо сказал я, — что твой прибор безопасен для здоровья? Может, он на мозги пагубно влияет? Ты бы хоть на крысах его сначала испытал, а то сразу другу предлагаешь.

— И что я крысе скажу?

— Тапочки принести. Слушай! — меня вдруг осенило и сразу же понесло. — Это же может получиться новый метод дрессировки!

— У животных всё устроено по-другому, — грустно сказал Валька. — Ладно. Замяли.

Он взял коробок, положил его к себе в тумбочку и наигранно улыбнулся.

— Обычный путь простого русского Кулибина — недоверие друзей и происки врагов.

Разговор, зашедший в тупик, мы за ненадобностью закрыли и перешли к более прозаическим вещам.

***

Общага бурлила. По коридорам сновала молодёжь с горячими кастрюлями, из комнат доносилась музыка, поспешно сервировались столы. Попадались неопытные первокурсники, уже принявшие ударную дозу и теперь вряд ли способные дотянуть до полуночи. Парочка дежурных преподавателей, назначенных деканатом, отстранённо наблюдала за всеми этими приготовлениями, не в силах хоть как-то повлиять на известный заранее итог.

Меня командировали на кухню с тазиком почищенной картошки и полиэтиленовым пакетом сала под мышкой, чтобы превратить их во что-нибудь съедобное при помощи огня и поварского мастерства. Отвоевав себе конфорку, я поставил на неё сковороду, а сам принялся шинковать сало.

И в это время на кухню зашла ОНА.

Моя смерть, наступившая вслед за этим, была молниеносной и неотвратимой. Словно я внезапно разучился дышать. Словно из меня выдернули позвоночник. Из приятных ощущений запомнилось одно: сладкая истома в груди, похожая, вероятно, на ту, которую чувствует праведник перед вознесением на небо.

— Горит, — сказала она, кивая на дымящиеся шкварки, и мне вдруг стало ужасно стыдно.

«Вдруг она не ест свинину!» — панически пронеслось в голове.

Одним быстрым движением я похоронил сало под грудой картофельной соломки и встал по стойке смирно.

Скорее всего, с такой реакцией на своё присутствие она сталкивалась впервые. Смущённо косясь в мою сторону, она сделала несколько безуспешных попыток зажечь фитиль, пока я не сообразил, что мне представился шанс проявить себя с лучшей стороны. Без всяких предисловий я грубо оттолкнул её от плиты и совершил это маленькое чудо, опалив себе шерсть на пальцах и бровях.

— Спасибо, — одними губами произнесла она.

Видимо, ожидая ещё каких-либо подвигов с моей стороны, она выдержала небольшую паузу, после чего обратилась к своим хлопотам. Я же занялся изучением аромата её духов. Перейти к следующему этапу наших отношений мне мешала врожденная скромность, и к тому же мозг категорически отказывался генерировать речь.

Ни названия, ни внешнего вида её блюда в моей памяти не сохранилось. Помню только, что его приготовление заняло меньше времени, чем у меня. В последний раз напомнив, что пора помешать картошку, она собрала свои принадлежности и удалилась. Пришлось выглянуть в коридор, чтобы проследить, в какую комнату она зайдёт.

Сделано.

Вернувшись со сковородой углей в свою комнату, я получил заслуженный нагоняй от товарищей. Никто, тем не менее, выбрасывать продукты не собирался, и мы уселись вокруг испорченного лакомства, наполнив водкой гранёные стаканы. Не по-фронтовому, до краев, а только на пару пальцев, чтобы распределить силы равномерно на всю ночь.

После третьей у меня созрел один сногсшибательный план.

Суть его состояла в следующем. Во-первых, больше не пить. Во-вторых, когда в полночь начнётся дискотека в «молельной комнате», как мы ласково называли «красный уголок», пойти туда и пригласить её на танец. В-третьих, узнать её имя и взамен сообщить своё. В-четвёртых, если и не произвести на неё положительное впечатление, то хотя бы обворожить.

Не отступая от намеченного плана ни на йоту, я спустился вниз, едва отгремела шампанская полуночная канонада с всеобщим братанием, и затаился в толпе танцующих.

Ждать пришлось недолго. Одетая в костюм Золушки на балу у короля и такая же прекрасная, она вошла в зал в сопровождении подружек. Мои ставшие вдруг поразительно зоркими глаза вцепились в неё мертвой хваткой и не отпускали до тех самых пор, пока не объявили «медляк».

Если она откажет мне, то пойду и утоплюсь в общем душе! Благо, глубина там приличная.

Я вырос возле неё могучей неотёсанной скалой и произнёс басом, которого у меня отродясь не было:

— Разрешите вас пригласить?

Узнав меня и услышав, наконец, мой голос, она даже как-то обрадовалась. Кивнула в знак согласия, и мы отработали с ней первый тур. Сказать по правде, здесь я несколько отошёл от плана и, вместо того, чтобы представиться, доложил ей сразу несколько вещей о себе: размер бицепсов, средний бал аттестата, кулинарные привязанности и список детских болезней. Где-то на середине списка она явно заскучала, и мне пришлось резко сменить тему, пересказав ей биографию Брюса Ли.

Уж и не знаю, эта история, или какая другая не понравилась ей больше всего, только по завершении танца на её лице отразилась некоторая растерянность. Раздосадованный на себя, я вернул её подружкам, а сам отошёл в сторону, чтобы проанализировать допущенные промахи. И в том состоял мой очередной просчёт.

Едва я выпустил её из рук, как к ней тут же приклеился Пашка. Честно скажу, против него у меня шансов не было никаких. Нет, у меня достоинств предостаточно, я не комплексую по этому поводу, но если для изготовления Пашки привлекался ювелир, то по моему поводу позвали плотника. Он сделал три взмаха топором и на том посчитал процесс законченным.